Анатолий Агарков - Семь дней Создателя

Стол накрыт, терраса из живых тропических цветов гирляндами увешена. Машенька последние штрихи наводит. Выступает генерал в парадном одеянии. При орденах, с сигарою в зубах.

Машенька:

— Ой, ты уже пришёл, а мне ещё переодеться надо.

— Переоденься.

— Хотелось под руку с тобой….

— Под руку пойдём поздравить именинницу.

Мы остаёмся с генералом на террасе.

— Сыграем, дед, чтоб время скоротать.

— Ты помоложе, тебе и за доской бежать.

— А я уж сбегал.

Из воздуха возникнув, меж нами повисает шахматная доска с фигурами.

Дед ухмыльнулся:

— Всё шуточки твои. Играешь честно или подглядываешь в мои мозги?

— Ну, что ты, дед? Конечно, честно. Новую начнём иль доиграем прерванную?

— Доиграем, если помнишь диспозицию.

Фигуры разбрелись по всей доске, часть улетучилась.

— Твой ход.

Конечно, подозрения Алексея Георгиевича основания не лишены — я мог подсматривать в его главе все планы шахматной баталии. Мог свои задействовать извилины на всю катушку — тогда у деда шансов никаких. Только к чему? Много ль радости от такой победы? Поэтому играл я честно, своим ресурсом, и, если побеждал, то радовался бесконечно. Печалился, когда разбит бывал. Потому что дед такта не имел — выигрывая, повторял:

— Куда вам, Гладышевы, против Михеевых.

Михеев Алексей Георгиевич — дед мой, генерал.

Явились под руку полковник отставной с женой, Надеждой Павловной. Теща венчанная моя во втором браке расцвела. В смысле, помолодела и похорошела, но, как и прежде, строгая была.

— Гоняют вас, брат мой по оружию? — хихикнул как-то генерал.

Полковник наш рождён был хватом.

— Слуга жене, отец солдатам, — он генералу отвечал.

Надежда Павловна критично осмотрела сватов мундир и к мужу повернулась. Поправила медали, сняла отсутствующую пылинку, улыбнулась, на цыпочки приподнялась и в бритую щеку губами ткнулась. Зарделся наш полковник — ни дать, ни взять Героя получил. Грудь выпятил, кивнул жене и стопы к нам направил.

— Сражаетесь?

— Вот этого потомка казака сейчас я в угол загоню и мат поставлю.

— Не кажите гоп, мой генерал, пока не перепрыгнете, — бодрился я, но положенье на доске хуже было некуда.

Надежда Павловна стол весь обошла, критично осмотрела сервировку, чего-то там поправила и заскучала. К ней Любаша в сияющих одеждах подошла. Мама Дашина хоть и улыбнулась, но покачала головой:

— Молода, красива, зачем же так рядиться — ведь праздник-то не твой.

А Люба гордо:

— Я — распорядительница бала. Мне нужно быть такой.

К нам подошла:

— А ты, дорогой, в шортах будешь маму поздравлять? Бегом переодеваться!

— Успею — нет же никого.

Будто в ответ на последние слова на террасу поднялись папа, Мирабель и бабушка моя. Пришли на катере через лагуну.

— Всё, дед, хоть позиция не до конца ясна, сдаюсь — твоя взяла.

Поднялся я, и шахматы с фигурами растаяли. Дед, покосившись на бывшего зятька, торжественно провозгласил:

— А я что говорил — не могут Гладышевы против нас, умом не вышли.

— Идём, гроссмейстер, — Люба понукала. — Сама переодену я тебя.

В белой тройке с законною женой под руку вернулись на террасу.

Ну, кажется, все в сборе. Наташа, Эля, Никуши в нарядах театральных и маленькие флибустьеры — детвора. Даша у мамы — помогает наряжаться.

— Не пора ли начинать? — вопрос к распорядительнице бала.

Она к Электре:

— Где ваши родственники?

— Они здесь.

Любаша повертела головой, пожав плечами, подошла ко мне:

— За именинницей пойдём, мой дорогой.

Нет, Любе маму не затмить — ведь мама, это мама. В ней столько артистичности и шарма, скорей природного, чем приобретённого. И платье дымчатое так тело облегало, что…. Законная сноха склонилась в реверансе:

— Вам мой респект, Анастасия Алексеевна.

Ушли мои жёны. Мы с мамою вдвоём. Целую руку:

— Ты счастлива, родная?

Она склоняет мою голову и в лоб целует:

— Как никогда!

Я верю, потому что знаю подоплёку этих слов. Здесь на острове с новой силой вспыхнул её роман с моим отцом — тайком они встречаются от Мирабели. Вот интересно, знает ли о том сладкоголосая сирена? Не удивлюсь, что знает. Очень может быть, что рассказал ей обо всем сам Владимир Константинович. Но маме нужна тайна будоражащая кровь, опасность быть раскрытой — и отец подыгрывает ей.

— На выход?

Мамину ладонь за пальцы взял и вверх поднял — идём на террасу, как под венец. Последняя перед нами дверь открылась, и Любин голос возвестил: