Ника Созонова: Затерянные в сентябре

Длора вгляделась в лица обоих сфинксов, стараясь определить, кто из них это сказал и насколько он серьезен. В тусклом свете ночника близнецы были неразличны. Какое-то время она растерянно переводила глаза со спящего психа в сизом больничном халате на точеные мраморные черты и обратно.

— Ладно, не говори глупостей! Я оценила твой юмор.

Сфинксы молча развернулись, ухватили ее под локти, и они вновь окунулись во тьму. И снова полет был недолгим. Правда, на этот раз впереди был свет — зеленоватая подсветка Эрмитажа.

В Малахитовом зале не хватало только Длоры, но посланный за ней Лапуфка вернулся и сообщил, что 'бабушка идет очень медленно, но скоро придет'. Все чувствовали себя неуютно: чрезмерное обилие позолоты резало глаза, оглушало, путало мысли. К тому же было зябко. А потом на молчаливых, сбившихся в кучку людей полились звуки старинной музыки.

Под клавесин, флейты и скрипки в двери втекали фигуры и принимались кружиться в вальсе: мужчины во фраках и гусарских мундирах, дамы в пышных платьях с оголенными плечами, в блеске драгоценностей. Лица были прекрасны, но одинаковы, они казались застыло-восковыми. Не слышно было ни единого звука, нарушавшего музыкальную гармонию: ни шороха ткани, ни скрипа паркета, ни стука каблуков. И все это было завораживающе жутко и отвратительно прекрасно.

И Чечен подошел к Эмме и предложил ей руку. Она склонила голову в знак согласия, и их пара влилась в бесшумно кружащуюся толпу. Бялка потянула за рукав своего кавалера, и он, поупрямившись для вида, пошел за ней в самый центр зала, и зеленая залатанная юбка плескалась живым стягом среди мертвой парчи и шелка, а Волк смотрел под ноги и краснел от напряжения, стараясь попадать в такт и не наступать партнерше на ноги. Антон сумрачно проводил глазами Лапуфку, который, сорвавшись с места, шустрой ящеркой вильнул в гущу танцующих призраков и затерялся там, путаясь под ногами и ловя небывалый кайф.

— Вы не пригласите старую леди на танец? — Длора словно вынырнула из ниоткуда и тронула его за локоть. — Я и забыла, когда в последний раз двигалась под музыку.

— Конечно, леди, — Антон поклонился и щелкнул каблуками, как гусар или корнет.

Странный бал длился долго — часы, а может, и дни. Или просто время растягивалось под старинную музыку. Все были словно в трансе — грезили наяву, растворялись в покое и эйфории. Когда музыка стихла, тишина в первые мгновения показалась оглушительной. И отрезвляющей. Восковые фигуры застыли, как при игре 'море волнуется раз'.

— Нам пора идти.

Голос шел сверху, и все задрали голову. Черный лев с позолоченными крыльями, один из тех, что цепными собаками охраняют Банковский мостик и которых по ошибке называют грифонами, спикировал вниз с огромной люстры.

— Зачем мы нужны тебе?! — Антон выступил вперед, подобравшись и напрягшись, словно собираясь сражаться с противником.

— Не здесь! Следуйте за мной.

Лев беззвучно развернулся на пружинящих лапах и полетел — невысоко, на бреющем, складывая блестящие крылья перед каждой дверью и вновь расправляя, влетая в зал. И они пошли, точнее, побежали за ним.

Когда все очутились на улице, оказалось, что тьма исчезла. Вокруг опять простирался вечный сентябрь, теплый и солнечный. Они промчались по Большой Морской, вдоль Гороховой и притормозили на набережной Фонтанки у трехэтажного дома.

Бялка радостно захлопала в ладоши:

— Это же Ротонда, самое странное место в Питере!

— Здесь все странное! — фыркнул Антон. — Странное и в странном. Сомневаюсь, что имеет смысл туда заходить.

Но выбора ему не дали — все устремились вслед за львом в подъезд, и, постояв пять секунд снаружи в гордом одиночестве, Антон присоединился к большинству.

Ничего особо странного внутри не было: парадная как парадная, только круглой формы, и лестница не обычная, а винтовая. Стены были покрашены в салатно-зеленый цвет — судя по запаху и блеску краски, совсем недавно. Сквозь краску проступали надписи и рисунки, четкие и еле заметные, крохотные и полуметровые, и было их невероятное множество.

Бялка, подымаясь по ступеням, громко читала наиболее понравившиеся:

- 'Я жду, кто ты? Как я, одинокий или пресыщенный, как они?..' 'Прощайте, люди! Мне было хорошо с вами. Извините, если что'. А вот это руны, по-моему…. И звезда Давида… 'Самый счастливый человек — это младенец в чреве матери!' А ниже приписано возражение: 'Нет, это самый несчастный человек: ему еще предстоит разочароваться в этой жизни!'… 'Господи! Мы — твой предрассудок!'…