Юлия Фирсанова - Начало

— Ивалла, я магеву привела, — позвала травница хозяйку из-за забора и вошла, подцепив крючок на калитке, не дожидаясь особого приглашения.

Тусклый взгляд скользнул по нам с Катрикой почти безразлично, зато ярко сверкнули глазенки наблюдающего за нами мальчонки светловолосого, но черноглазого, чем-то напоминающего подсолнушек — золотой ободок и черные зернышки сердцевины. Пацан во все глаза вылупился на мой модный прикид и рыжие волосы, — ни у кого из местных я таких не видела, — аж рот от усердия открыл и темные, как угольком нарисованные, брови нахмурил.

— Ивалла, это магева Оса! — снова попыталась представить меня травница. — Она Валя посмотреть пришла.

Ивалла вяло качнула головой и все-таки изволила ответить:

— Пусть посмотрит, коли не шутишь, — поставив миску с кормом на землю, чем вызвала бурный восторг курей, женщина ушла в дом, тихо затворив за собой дверь.

Что ж, меньше народу — больше кислороду, а на прием к врачу пациенту и вовсе лучше без родственников заходить, чтоб уши от "компетентных" советов не вяли.

— Эй, пацан, иди сюда, — весело позвала я мальчишку и поманила указательным пальцем.

Бережно опустив на скамью кошку, недовольную прекращением поглаживания, паренек проворно вскочил и подбежал к нам.

— Небось, надоело молчать как рыбеха? — подмигнула я мальчишке.

Тот серьезно кивнул, переступив с ноги на ногу, поводя босыми пальцами по мягкой дворовой пыли. Я почти позавидовала, сразу захотелось скинуть свои тапки, стянуть носки и тоже пройтись босиком.

— Тогда давай тебя лечить! — бодро обнародовала я свои намерения, убедившись, что с головой у мальчишки все в порядке, речь понимает, а значит, не треснулся настолько, чтоб мозгов лишиться. Да шрамов никаких на горле нет, стало быть, все заморочки с немотой чисто психические, а лечение таковых — дело не только магии, но личного доверия пациента к врачу.

Читала я или слышала когда-то, что клин клином вышибается, а страх страхом, но пугать паренька второй раз мне, как начинающему логопеду, совершенно не хотелось. Оставив этот вариант в качестве запасного, я мысленно выбрала подходящий набор рун из своего арсенала и вытащила из сумки на плече карандаш — обычный серый грифель в ярком сине-зеленом футляре из дерева. Взяла мальчишку за острый, хоть обрежься, подбородок, покрутила его симпатичную мордашку вправо-влево, потрепала по вихрам и огласила свое решение:

— Я сейчас колдовские знаки на твоем лбу напишу, которые запоры с языка снимут.

Глаза Валя и без того, может, чуть меньше чем у сильфа, при виде моего сияющего карандаша стали в пол лица. Фаль-болтушка и тот перестал трещать по пустякам, затаил дыхание. Ровно писать я никогда не умела, поэтому решила просчитать какого размера руны мне на лбу мальчишки рисовать следует, чтобы все влезло, а АНСУЗ, та руна что за воздух, дыхание, снятие оков да речь отвечает, аккурат в центре уместилась. Перевернув карандаш обратным концом, я прикусила губу, сосредотачиваясь. Черчение никогда моей сильной стороной не было, то ли аккуратности не хватало, то ли каждый раз училку-истеричку вспоминала, и желание чего-то изображать напрочь пропадало. Но тут хочешь — не хочешь, а хотя бы попробовать поколдовать надо. Пальцы начало чуть-чуть покалывать от ощущения готовой воплотиться в рисунке руны.

— Уже все? — хрипловатый неуверенный голосок прозвучал так неожиданно, что я, не успев начертать ни единого знака, выронила карандаш в пыль.

Катрика изумленно охнула и попятилась к двери в дом, шепча:

— Ивалла, Ивалла, пойди сюда…

— Ну раз говоришь, значит все, — ошалело хмыкнула я, нагнувшись, чтобы поднять карандаш, посоветовала: — Мать позови, да погромче, чтоб она тебя со двора услыхала.

— Мама, — неуверенно позвал Валь и, пробуя голос, повторил с каждым разом все громче и звонче: — Мама, мамочка, мама!..

— Валь, сынушка! Родненький! Говори! Говори! — Ивалла вихрем вылетела из дома, едва не сметя со своего пути травницу (я-то успела отскочить), и сграбастала свою кровиночку в объятия такие крепкие, что я испугалась за ребра пацана.

Мать смеялась и рыдала одновременно. Катрика беззвучно плакала рядом, вытирая дорожки радостных слез ладонью. Я шепнула ей на ухо:

— Пора, пойду, а ты им скажи, что со мной сама расплатилась какими-нибудь секретами знахарскими. Не буду я у вдовы плату брать.

— Но как же так? — травница замялась, вроде бы чуя мою правоту, но не осмеливаясь нарушать раз и навсегда установленного порядка, — а обычай…