Дмитрий Гарин - Враг престола

К’Халим поднялся на ноги, но не обнажил оружия.

Незнакомец не удостоил его вниманием, сразу посмотрев на Эдуарда.

Богатая одежда, расшитая бисером, и короткие седые волосы. Годы и палящее солнце сделали его кожу похожей на мятую бумагу. Несмотря на почтенный возраст, он всё ещё был крепок и силён.

Выражение лица пришельца не сулило Эдуарду ничего хорошего.

— Почтенный О'Кейл, — поприветствовал К'Халим незнакомца на языке королевства, — мы приветствуем тебя. Раздели с нами пищу и очаг.

Старик проигнорировал его. Вместо этого он бросил пергамент к ногам Эдуарда.

— Ты думаешь, что можешь такое, малец? — Его акцент оказался гораздо меньшим, чем у К'Халима. — Что заставило тебя поверить в то, что ты вправе это делать? Вот так просто взять и созвать племенной хурал? По какому праву?

— По праву крови, — уверенно ответил Эдуард. — Я — Эдуард Колдридж, сын и наследник Натаниэля Колдриджа, истинного правителя Простора. И я собираюсь напомнить вам о вашем обещании. Напомнить о слове, которое вы не сдержали, обрекая отца на гибель.

Даже сквозь смуглую кожу Эдуард увидел, как к лицу О’Кейла прилила кровь.

— Как смеешь ты обвинять нас, щенок? Думаешь, что я не вижу твоих помыслов? Тебе не удастся стать новой Дюжиной! Не удастся ввязать мой народ в войну!

— Это решать не тебе, О'Кейл, — твёрдо ответил Эдуард. — Это решать великому хуралу.

— Но ты не сможешь говорить на нём. — Выхватив меч, старик вонзил его в песок. — Эдуард Колдридж, я объявляю тебе шай’хир! Мы будем драться на закате.

Резко развернувшись, О’Кейл вышел из юрты, чуть не столкнувшись на входе с Ярви.

— Что это было? — поинтересовался вор, посмотрев на Эдуарда.

— О'Кейл Саг, — гордо ответил К’Халим, обращаясь скорее к Эдуарду, чем к его спутнику, которому он всё ещё не доверял, — наиб нашего племени и… мой отец.

— Я же могу отказаться!

Опускающееся к горизонту закатное солнце становилось всё краснее. Светило словно предвкушало кровь, которая должна была сегодня пролиться под его лучами.

— Нет, не можешь, — ответил К'Халим, и Эдуард никак не мог понять, что за чувства владеют сейчас этим человеком. — Он объявил шай’хир, право обнажённого меча. Один из вас умрёт сегодня.

— Как ты можешь говорить об этом так спокойно? — воскликнул Эдуард, теряя самообладание. — Проклятье, ведь это твой отец!

— А ты — муаз’аммаль, — ответил пустынник. — Ваши судьбы едины.

— Но что, если ты ошибаешься?

— Тогда мой отец убьёт тебя до того, как ночь опустится на пустыню.

— Эти люди чтут силу и храбрость, — встрял в их разговор Ярви.

Устроившись у очага, вор ужинал пшеничной лепёшкой и верблюжатиной, жаренной на углях. Эдуард так и не спросил его, где он пропадал весь день.

— Если ты откажешься, — продолжил Трёхпалый, отрезая кусок подрумянившегося мяса, — они никогда не будут тебя уважать.

— Но я не хочу его смерти!

— Как и я, — признался К'Халим, — но он сделал свой выбор, как и ты свой, когда пришёл сюда.

В словах пустынника был тот странный, почти пугающий фатализм, присущий, как уже заметил Эдуард, всему их народу. Именно это отличало их от людей королевства, и именно это сделало победу над ними столь непростой.

— Сейчас я оставлю тебя, — сказал К'Халим, отдёрнув полог юрты. — Хочу поговорить с отцом, пока вы не начали. Они уже зажигают факелы. Не заставляй его долго ждать.

Когда кочевник вышел, Эдуард посмотрел на изогнутый меч, всё ещё торчащий посреди жилища. Оружие казалось ядовитым скорпионом, готовым ужалить любого, кто протянет к нему руку.

— Что мне делать? — спросил он у Ярви.

— О, теперь ты спрашиваешь у меня совета, парень? — усмехнулся вор. — А я думал, что ты теперь дружишь только с господином широкие штаны.

— Мне сейчас не до шуток, — упрекнул его Эдуард. — Оставь свою ревность на потом.

— Ревность? — Ярви оторвался от ужина, подняв на Эдуарда глаза. — Этот гад пытался меня прикончить, смекаешь? Они тут все полоумные.

— Они могут помочь мне. Тогда, в пустыне, я узнал, что пустынники в долгу передо мной. В долгу перед моим отцом.

— Помочь тебе? В чём? Вернуть место правителя Простора? Порубить в куски тех, кто укоротил твоего папашу? Кто–то когда–то сказал мне, что мечи могут посадить на трон любую задницу. Вся штука в том, что на них неудобно сидеть.