Андрей Дай - Искра Зла

Встрепенулся, загудел подсвеченный небесным светом лес на крутом берегу. Порхнули в небо птицы с ветвей. Волнами заволновалась молодая буйно отросшая трава. И тут же все смолкло. Резкие, наполненные необузданной силой руки Ветра стали ласковыми ладошками младшей сестренки. Дух, ответственный за души, отдающий частичку себя каждой народившейся твари, поблагодарил людей за привечание.

Теперь и взрослые присоединили свои голоса к восторгам малышни.

Страшно это. Даже подумать страшно — не то, чтоб встретить или увидеть живое существо, в кое Ветер душу не вдохнул. Демона только или умертвия. Потому и ждут родители первого крика народившегося человечка. Крикнет — значит, есть в нем душа, значит, дал Ветер. Кричат-то тоже ветром…

Вот и веселится ореев народ во всех сродных городах и селищах. Ублажает духа змеями воздушными, хлопает флагами. Стреляет во славу ему калеными стрелами. А пуще всего день этот празднуют в Ростоке. Вот и съезжаются в середине весны под стены старого города многие тысячи гостей. Так, что окрестные деревни и села пустые почти стоят. И с остальных пяти княжеств народа немало. Стяги с их гербами не на одном шатре — на десятках.

Светел этот весенний день. Мой легконогий брат распугал, растолкал тучи за горизонт. Умыл, отчистил солнца сияющего лик. И настроение у всего честного люда было светилу светозарному под стать — чистое и сияющее. Словно сдуло шальным порывом все печали и тревоги…

С лицами торжественными и светлыми, словно жрецы, ритуал исполняющие, нарядные, в парадных одеждах на рубеж выходили стрелки. И каждый их залп, каждый короткий полет оперенных ветровых воплощений, рассевшиеся на сколоченных на склоне трибунах люди встречали ревом одобрения.

Даже принц со своим жрецом поддались общему настроению. Сверкал глазами, хлопал ладонями по подлокотникам кресла молодой воин. Шептал что-то и осенял знаками лучников Парель.

Правда, у Ратомира был еще один повод для радости. Вчерашним вечером борьба с похмельем, плавно переросшая в вялотекущую пьянку, закончилась обещанием двух князей — ростокского и лесного — оказать поддержку изгнаннику. И даже более того: объявить о том на главном весеннем празднике.

Забавно было наблюдать за лицом принца, когда Вовур, покряхтывая, поднялся и, поминутно прерываемый шуточками отца, рассказал о принятом решении. Чужеземец краснел, бледнел, пытался улыбаться и тут же кривился как от боли, пока наконец не выговорил:

— Не по правде это, владыки — потешаться над бедой гостя!

Балор так смеялся, что глоток пива, не ко времени оказавшийся у княжича во рту, пузырями наружу через нос вылетел. Ростокский князь ревел, утирал слезы и гремел лопатной ладонью по ставшему шатким столу. Похрюкивал Белый, пряча лицо за пивной кружкой.

— Они не шутят, — кивнул я вконец ошалевшему Ратомиру. — Уже весь Росток знает — мы с тобой охочих людей собираем в поход на Модуляры идти! Я, кстати, Инчуту собой беру! И пятерых его учеников…

Вот тут отцы смеяться перестали. Народ уже все решил, а они-то тут…

На особом возвышении я сидел с прямой спиной, не выказывая лицом или движениями мыслей, и чуточку модулярским гостям завидовал. Как чуточку завидовали мне и двум лесным родичам, сидевшим рядом, сотня соревнующихся стрелков. Ибо мы — Мастера Ветра — тогда были вершителями их судеб. Мы были истинными жрецами — воплощениями духа на празднике в его честь.

Но только у меня в жиденькую пока и начинавшуюся над виском косу был вплетен наконечник стрелы — знак Голоса Ряды. Знак, дающий право созывать воинов на общий, всеорейский поход.

Турнир подходил к концу. Капитаны рубежа уже объявили имена прошедших в четвертый круг. Народ притих. Если раньше, в трех больших кругах, любой умелый охотник не хуже остальных выглядел, то в последний вошли только шестеро лучших. Мастера. Нет, еще не Мастера Ветра, но уже лукари с легконогим на короткой ноге.

Инчута и, кажется, два его ученика были среди счастливчиков, вышедших к рубежу.

Залп. Стрелы взмыли в небо и тут же рухнули вниз, тяжелыми, как кара небесная, пробоями хищно впиваясь в лежащие на песке дубовые щиты. Звонко, в полной тишине, лопнул железный умбон. Оперенная смерть на полдревка ушла вглубь земли. Остальные дети ветра усеяли мишень вокруг центра.

Важные, как сельские гусаки, капитаны принесли к трибунам испорченный щит. Споро замерили и молча поклонились одному из стрелков. Для него турнир закончился.