Нортон весь напрягся. Он не мог сразу сообразить, насколько серьезна и чем чревата эта информация.
– Что ты подразумеваешь под «сущностью»? – осторожно осведомился он. – Биология знает только кровное родство, а все эти навороты… Ты никак не можешь быть отцом ребенка Орлин – я имею в виду, в полном смысле этого слова.
– Ха! «Биология»! В том-то и дело, что могу… если Природа пожелает! Я наблюдал кое-что из того, на что она способна. Очень впечатляюще! Не хотел бы я чем-нибудь рассердить эту почтенную матрону!.. Так вот, в качестве исключительной любезности, она дала мне слово…
– Погоди, ты хочешь сказать, что встречался с подлинным воплощением Природы, с конкретной персоной, которая может изменить естественный ход вещей…
– Ну да!
– Получается, что ты, благодаря магическому вмешательству, являешься кровным отцом Гавейнчика?
– Полагаю, что так, – кивнул призрак. – Сказать по совести, рядом с Матушкой Геей мне было не слишком-то уютно. Поэтому я поспешил поскорее убраться и не мог воочию удостовериться в том, что она сдержала свое слово. Мне только остается верить в ее порядочность… Конечно, дружище, малодушно с моей стороны. Я призрак, и мне вроде как нечего терять… Однако я здорово перетрусил рядом с госпожой Природой. Она может тако-о-о-е… да в общемто все они могут тако-о-о-е!.. Совсем другой вид силы – и такой страшный!
Заметно побледневший Гавейн стер со лба воображаемый пот. После паузы он промолвил:
– Но вот о внешнем сходстве я как-то не подумал.
– Ребенок действительно чрезвычайно похож на тебя! Я полагал, это просто совпадение, парадоксальная игра случая…
– Нет, это работа Матушки Геи. Наверное, она самая сильная среди земных инкарнаций, хотя я бы не хотел ссориться ни с одной из них.
Нортон не спешил верить всему услышанному. Однако к госпоже Природе он относился с должным благоговением. Если инкарнация Природы существует на самом деле, она должна быть восхитительной, могучей и прекрасной…
– А чем ты, собственно говоря, не доволен? – спросил он призрака. – Матушка Гея свое обещание выполнила. Ведь так?
Гавейн зашагал по комнате с удвоенной яростью – напоминая зверя в клетке. Имей он реальный человеческий вес, ковру бы крепко досталось.
Наконец он остановился, горестно вздохнул и сказал:
– Дело в том, что в нашем роду гуляет наследственная болезнь. Она передается из поколения в поколение. Мой старший брат умер от нее. Поэтому-то я и стал владельцем всей этой обширной собственности. Злодейка, сидящая в наших генах, убивает в раннем возрасте – редкий больной доживает до десяти лет. А в самое последнее время она повадилась укладывать в гроб даже младенцев.
– Погоди, тебя-то убил дракон! И тебе было больше десяти лет, когда ты погиб!
– Меня раздавил аллозавр!
– Какая разница! Главное – тебя погубила отнюдь не наследственная болезнь.
– А я и не говорил, что все члены нашего рода умирают от этой болезни. Однако она затаилась в моих генах.
Нортон начал догадываться. Теперь и он стал мрачнее тучи.
– То есть…
– Да, дружище, я увидел явственные признаки болезни. Мальчик обречен.
– Да брось, Гавейн! Малыш так и пышет здоровьем! Орлин самым тщательным образом следит за его состоянием…
– Наша родовая болезнь не проявляется у новорожденного. Она как бы наполовину психическая: сперва затрагивает и коверкает сознание, а уж только затем сперва калечит, а потом и убивает тело. Эта болезнь – проклятие во всех смыслах: ее жертва обречена на короткую жизнь и на вечные муки в Аду. Никакой доктор не распознает ее – тем более в наше время, когда врачи так скептически относятся ко всему сверхъестественному. Нынешние лекари в своей гордыне полагают, что им известно все, а то, чего не показывают их мудреные приборы… ну, того просто не существует. А действительность хитрее приборов…
Гавейн досадливо передернул плечами.
Похоже, он не ломал комедию, а и впрямь различил роковые симптомы – или уверил себя, что видит их.
– Ты говоришь, эта болезнь или убивает в нежном возрасте, или милует, – потерянно пробормотал Нортон. – Но если ты ошибаешься насчет явных признаков… возможно, Гавейнчик проскочит опасный возраст – и все будет в порядке… Ведь так?
– Да, болезнь убивает только детей. Исключительно детей. Но когда появляются первые симптомы, очевидные для докторов, уже поздно, ребенок обречен. Не исключено, что поздно лечить младенца с подобной наследственной патологией уже в первую же секунду после рождения. Болезнь неизлечима, неотвратима. Жертва тает, тает – и все, конец… Это как гниение дерева изнутри…
Читать дальше