Ольга Баумгертнер - Коготь дракона

Ночь нагоняла воинов, накидывая на лес черный, непроницаемый, беззвездный полог. Однако мелькнули последние ветви, и отряд Белгора вырвался на открытое пространство. Впереди показался холм, словно увенчанный каменной короной крепости. Северный ветер жестоко трепал флаги на четырех островерхих башнях, а огни факелов в узких окошках замка мерцали рыжими звездочками, почти угасая под яростными порывами. Белгор, сжимая в руке меч с потемневшим от праха нежити лезвием, замыкал отряд, торопил воинов.

— Отступаем к воротам! Живо! — скомандовал он.

Ночь, казалось, следовала за ними по пятам черным стелющимся туманом. Воины, ушедшие из гарнизона на рассвете, возвращались усталые, изможденные битвой. До ворот оставалось пятьдесят шагов. Сорок… Тридцать…

И вдруг острая боль пронзила спину старого воина. Сжалось сердце, рядом с которым в его плоть проникла сталь клинка. И хотя из груди командира вырвался всего лишь едва слышный хрип, верные соратники услышали его, развернулись и бросились к раненому. Белгор обернулся, медленно опустился на колени и боком повалился на землю. Он увидел рядом с собой лицо склонившейся над ним темной эльфийки в черных доспехах. С узкого кинжала, который она сжимала в руке, стекала кровь.

— Во имя Мортис! — прошептала эльфийка.

Белгору показалось, что она вновь ударит его кинжалом, и это будет последнее, что он увидит в жизни. Но тут на нее налетели его воины, и эльфийка отпрыгнула назад с ловкостью дикой кошки. А потом он услышал звон клинков, предсмертные крики его солдат разорвали ночную тишину… Все померкло перед глазами старого воина, и он провалился во тьму…

Когда Белгор пришел в себя и распахнул глаза, не было над головой черного ночного неба и свежий северный ветер не обдувал его лица.

— Где я? — прошептал воин, облизывая пересохшие губы.

Взору Белгора предстал деревянный потолок со старыми, потемневшими от времени и потрескавшимися балками перекрытия. Он сел на узкой кровати, и остатки кошмарного сна развеялись окончательно. В небольшой палате лекаря, служившей одновременно лазаретом, негде было повернуться. Кроме кровати, на которой сидел Белгор, здесь стояло еще пять точно таких же, но все они были пусты. Сам лекарь сидел посреди комнаты за грубо сколоченным столом, растирая в фарфоровой ступке пестиком листья трав. Их терпкий, горький аромат смешивался с медовым запахом горевшей на столе толстой свечи, дававшей очень мало света.

— Долго я спал, Дартин? — тревожно спросил воин хриплым после сна голосом.

— Уже вечер. — Лекарь оторвался от своего занятия, поднялся из-за стола, подошел к Белгору, осмотрел его. — Опять кошмары снились?

— Да, все тот же сон.

— А твоя рана?

— Уже не чувствуется, если ты о вчерашней.

— А другая?

— Тоже боль затихла. Где мои люди?

— Им не так повезло, как тебе, капитан, — мрачно обронил Дартин и, вернувшись за стол, с ожесточением принялся растирать свое зелье.

Кровь ударила Белгору в виски, на сердце стало тяжело. Он был зол на судьбу, но только себя мог винить в произошедшем под стенами крепости несчастье.

— Неужели ни один из них не выкарабкался? — едва слышно произнес он.

— Если в гарнизон по-прежнему будут присылать вместо воинов сопляков, у которых еще молоко на губах не обсохло, то лучше сразу пригласить вместо лекаря гробовщика. Мне здесь делать будет нечего. Они не умеют защищаться и только и могут, что получать смертельные раны, которые излечить невозможно. — Дартин сочувственно взглянул на Белгора и добавил: — Это не твоя вина…

— И моя тоже.

Белгор с трудом поднялся с кровати, отодвинул табурет с лежавшими на нем доспехами, шагнул к двери палаты и распахнул ее. На крепость Хигхольм медленно опускались синие сумерки. Белгор замер на пороге, вдохнул посвежевший воздух. Узкое, вытянутое лицо его с острым подбородком приняло свойственное ему хмурое выражение. На лбу меж густых бровей залегла глубокая вертикальная складка. Он откинул рукой длинные седые волосы и мельком взглянул на повязку, охватывающую раненое предплечье. Нет, не эта пустяковая рана, полученная во вчерашнем сражении, беспокоила его. Тревожила рана другая, полученная год назад в одной из схваток с нежитью. Этих схваток за долгие годы произошло несчетное множество. Все они сливались в памяти в одну бесконечную битву. Все те же враги, и те же верные товарищи, бившиеся рядом с ним рука об руку…