Эрик Эддисон - Змей Уроборос

Старик счищал ржавчину со щита и старинного мориона, у его ног лежало еще какое-то оружие.

— О отец, я спрашиваю себя, зачем ты возишься с доспехами, которые не надевал со времен юности, — сказала она, отрываясь от пения и молотьбы. — Даже если опять злобствует злое время, что может сделать старый человек? Только молчать и печалиться.

— Для этого будет время потом, — ответил старик. — А сейчас то малое, что может сделать рука, которая еще в силах поднять меч.

— Если они вернутся назад, то сожгут все, вплоть до стропил, — сказала она, продолжая молоть.

— Ты — непослушная девчонка. Ведь я просил тебя переселиться в пастушескую хижину в горах. Тогда мне было бы все равно, даже если бы они сожгли все.

— Пускай лучше все сгорит, — сказала она, — чем достанется им. Что толку для тебя или меня ждать там? Ты уже стар и твои добрые дни позади, а я не хочу остаться одна.

Большая собака рядом с ней проснулась и потянулась, подошла поближе и, глядя на нее добрыми печальными глазами, положила нос ей на колени.

— Ты — непослушная девчонка, — опять сказал старик. — Но я тревожусь за тебя, не за солому: придет меч, придет и огонь; я знаю, что приближается шторм, ибо Милорд вернулся домой.

— Они отняли нашу страну у Лорда Спитфайра, — сказала она.

— Да, милочка, — ответил старик, — но ты увидишь, как Милорд отнимет ее у них.

— Да ну? — сказала она, продолжая молоть и напевать:

Какое-то время каждый занимался своим делом. — Тише! — внезапно сказал старик. — Разве по дорожке не стучат копыта лошади? Спрячься в доме, пока я не убежусь, что это друг. — Он, кряхтя, наклонился за оружием и печально потряс его слабой рукой.

Но она, как если бы услышала знакомые шаги, и не подумала спрятаться, но, наоборот, вскочила, ее лицо вспыхнуло, потом побледнело, опять вспыхнуло и она побежала к воротам фермы. Овчарка запрыгала вслед за ней. У ворот она встретила юношу в солдатской одежде, сидевшего на усталой лошади. Как сам солдат, так и его лошадь были настолько испачканы грязью, пылью и нечистотами, что представляли собой жалкое зрелище, и настолько устали, что, казалось, не смогли бы проехать и фарлонг. Они остановились около ворот, и все собаки прыгали вокруг них, лая и визжа от радости.

Едва солдат успел спуститься на землю, как попал в нежные объятия. — Не так сильно, мое сердечко, — сказал он. — Мое плечо еще побаливает. Не волнуйся, не о чем говорить, простая царапина. Руки и ноги в порядке, и я принес их домой.

— Была ли битва? — спросил старик.

— Отец, ты спрашиваешь была ли битва? — крикнул солдат. — Так знай, что тела мертвых на Крозеринг Сайд теснятся друг к другу теснее, чем овцы на нашей ферме во время стрижки.

— Увы и ах, дорогой, — сказала девушка. — У тебя ужасная рана. Проходи внутрь, я промою ее и приложу к ней тысячелистник, растолченный с медом; это превосходное средство против боли и потери крови, оно вытянет из раны весь гной и ты сам не поверишь, как быстро. Дурачок, ты потерял слишком много крови. Ну, что бы ты делал, если бы жена не ухаживала за тобой?

Фермер положил руку на плечо сыну и сказал: — Парень, поле осталось за нами?

— Я расскажу тебе все по порядку, старик, — ответил солдат, — но сначала я должен поставить ее в стойло. — Лошадь ткнулась ему в мордой в грудь. — И мне надо как следует поесть. Бог защитил нас, но это не тот рассказ, который рассказывают на пустое брюхо.

— Потерпи, отец, — сказала девушка. — Разве мы положили в рот хоть один сладкий кусок, не думая о том, вернется ли он домой. И пускай он сам решит, когда подать нам закуску, сладкую или кислую.

И они обмыли его рану, аккуратно положили на нее целебные растения, и посадили его на мягкое кресло, и дали еду и питье: ячменные пироги и темный вересковый мед, и белое суровое вино из Тиварандардейла. Собаки легли поближе к нему, как если бы теплее и безопаснее было там, где находился он, а юная жена взяла его руки в свои, как если бы хотела никогда не отпустить его от себя. Старик пожирал его взглядом от нетерпения, как школьник, ждущий звонка, и дрожащими пальцами гладил его алебарду.

— Отец, получил ли ты слово, которое я послал тебе после битвы при Гелинге?

— Да. Это было хорошо.

— Тем же вечером был военный совет, — сказал солдат. — Все великие лорды собрались в большом зале Гелинга, и там было на что посмотреть. Меня взяли виночерпием, ибо я убил знаменосца Ведьм, в той же самой битве под Гелингом. Не думаю, что совершил какой-то подвиг, и тем не менее после битвы подошел ко мне Милорд и встал около меня; "Арнод" (да, отец, он назвал меня по имени!), "Арнод — сказал он, — ты сбросил в грязь флаг Ведьмландии, под которым они так гордо пытались лишить нас нашей свободы. В эти жаркие дни ты поступил как настоящий сын Демонландии — сказал он. — Будь сегодня вечером мои виночерпием, ты заслужил эту честь". Хотел бы я, чтобы вы видели его глаза в этот момент. Он повелитель до кончика правой руки, наш Милорд.