Некоторые из подданных подняли головы и помахали ему рукой.
Затем Зигфинн побежал дальше. Страсть ослепляла его, так что он даже забыл постучать в дверь комнаты Брунии. Ввалившись в комнату, он увидел, что принцесса спит, свернувшись под искусно вышитым покрывалом. Ему хотелось полюбоваться ею, но вскипевшая кровь не дала ему на это времени. Запыхавшись, он прыгнул на кровать, навалившись на Брунию. Сейчас он забыл о боли.
Внезапно проснувшись, Бруния обнаружила, что на ней лежит принц Исландии. Они прижимались друг к другу бедрами и грудью, переплетя пальцы. Изумленно уставившись на юношу, она ощутила необъяснимое счастье.
— Зигфинн!
Они вновь нашли друг друга — впервые выполнили обещание, которого никогда не давали. Вчера они легли спать детьми, а сегодня утром проснулись мужчиной и женщиной. Бруния погладила его по щеке.
— У тебя борода колется.
Зигфинн жадно поцеловал ее, и она приняла этот поцелуй, как будто это не противоречило правилам двора. Он не спрашивал у нее разрешения, но она бы ему все равно не отказала.
Она принадлежала ему. Он принадлежал ей.
— Ты никогда больше не уйдешь, — прошептал он ей на ухо. — Мы больше не расстанемся ни на один день.
Она обхватила его ногами, прижимаясь к нему всем телом.
— Никогда больше не буду встречать утро без тебя.
Они оба понятия не имели, что же такого произошло этой ночью, что они влюбились друг в друга настолько сильно, но оба знали, что это правильно и так должно быть.
Зигфинн обеими руками схватил тонкую ночную рубашку у нее на груди и разорвал, покрывая нежную кожу поцелуями. Бруния запустила пальцы в его волосы, прижимая его к себе. Все ее тело болело от страсти.
— Ребенок, — прошептал Зигфинн, покусывая ее сосок. — Сегодня мы зачнем ребенка.
Бруния была девственницей, но она не боялась, и слезы радости выступили у нее на глазах.
— Это будет дочь. Наша дочь.
Она уже знала имя, которое даст ребенку.
Августин поцеловал жену в щеку. Он уже забросил косу на плечо и привязал к поясу полотенце, чтобы вытереть пот. День на поле будет долгим, но его это не огорчало. Долгий день — это хороший день, а урожай в этом году обещал быть богатым.
— Будь осторожна.
Глисмода, как всегда, улыбнулась супругу на прощание, уже радуясь тому моменту, когда принесет ему на поле обед. Бальдер, их старшенький, пробежал мимо родителей, собираясь поиграть с друзьями в деревне. Где-то в спальне заплакала маленькая Улла. Как обычно, она хотела есть.
Когда Августин пошел на поле, Глисмода начала заниматься домашней работой, покормила кур и в обмен на яйца взяла у соседки молоко для детей. Кувшин с молоком нес Никетас. Малыш быстро рос, и в глубине души Глисмода вынуждена была признать, что любит его больше других детей. Он всегда играл рядом с ней и требовал, чтобы мама обнимала его на ночь.
Прервавшись на отдых, Глисмода вышла на крыльцо и, щурясь на солнце, посмотрела на восток. Там в двух часах пути отсюда лежал Вормс. Августин часто предлагал ей переехать в этот город, живописно раскинувшийся на холмах у берегов Рейна. Но Глисмоду мысль о переезде почему-то всегда беспокоила. Ей не хотелось жить в узком переулке в какой-то жалкой каморке.
Нет, она была крестьянкой. Взяв корзину с грязным бельем, Глисмода направилась к реке, собираясь заняться стиркой в обществе других женщин. Никетас побежал за ней.
— Тридцать динаров? — рассмеялся Халим, опуская книгу на стол, как будто вес подтверждал ее ценность. — Тридцать динаров за это великолепнейшее произведение искусства? За это средоточие мудрости? Вы меня обижаете!
Слуга султана громко вздохнул, мечтая вернуться на базар, чтобы покурить там кальян.
— Да ты вообще должен был мне ее подарить! Неужели знание о том, что эта книга будет принадлежать султану Омару, не ценнее жалких монет?
— Знанием о досточтимом султане Омаре, да продлятся дни его, я семью не накормлю. Ни жену, ни множество детей. — Халим возмущенно взмахнул рукой. — И если твой повелитель столь скуп, то меня не удивляет его богатство!
Было жарко. В маленькой лавочке в Багдаде, принадлежавшей семье Халима уже шесть поколений, висел запах тысячи специй.
— Тридцать пять динаров, иначе мне отрубят руку за столь неудачную покупку! — продолжал торговаться слуга.
— Дай мне сорок динаров, да поскорее, иначе я разозлюсь! — кричал Халим.
Ему действительно отдали требуемую сумму. Затем он завернул книгу в тонкую бумагу и поставил сверху свою печать.
Читать дальше