Зулин вздрогнул, моргнул и снова стал похож на себя. Он засуетился, принес одеяло, начал бестолково совать ошалевшей Иефе флягу. Полуэльфка брыкалась, отпихивая его руки, и в панике пыталась отползти. Стив почувствовал, что звереет, вырвал у Зулина флягу, отшвырнул ее подальше и снова встряхнул барда, да так, что челюсти клацнули громко и неприятно. Иефа ойкнула и затихла.
— А теперь объясни, если можешь, что произошло, — устало сказал Ааронн и пристально посмотрел на барда.
— Они взяли след, — хрипло сказала Иефа и зябко передернула плечами. — Но даже если бы не взяли, я знаю, куда мы должны идти. Как раз туда, куда идти совсем не надо.
— Что за бред? — строго спросил Зулин. — Иефа, ты уверена, что уже пришла в себя?
— Плохая вода, — пробормотала полуэльфка и подняла на планара перепуганные глаза. — И я теперь боюсь спать.
Зулин промолчал, а про себя подумал, что более провальной операции еще не видел. Конечно, чего ожидать от партии, которая состоит сплошь из неудачников, дураков и сумасшедших… Он уже почти додумал эту печальную мысль до конца, когда с северо-востока ветер донес заунывный вой вышедшей на охоту волчьей стаи. Ааронн вскочил на ноги.
— Они взяли след, — сказал он дрогнувшим голосом и повторил почти шепотом: — Они взяли след.
Болото было серым и жадным. Оно хватало за ноги и тянуло вниз, внутрь себя, боролось изо всех сил и, в конце концов, отпускало с хлюпающим вздохом разочарования, а потом снова хватало. Дождь лил почти сутки, и казалось, что небо намертво пришито к земле холодными мокрыми нитками, и не будет этому тоскливому вышиванию конца, а только одна сплошная беспросветная середина. И становилось яснее ясного, что лето — это сущие выдумки, что август — пусть и его последние дни — всего лишь нелепое сочетание звуков, а существуют на самом деле только этот дождь, пронизывающая сырость, струйки, текущие за ворот и жадное серое болото под ногами. Иефу, трясущуюся под мокрым плащом, преследовало ощущение, что кто-то все время половинит ее жизнь на «до» и «после», причем половинит не очень умело. Путешествие до памятного рассвета с волками казалось теперь барду абрикосовым пудингом с розочками из сливочного крема. Солнце, ленивые свары со Стивом, нелепые тренировки в четыре часа утра… Все это было так давно, так невероятно давно… Целых два дня назад.
Новая жизнь началась под заунывную песню волчьей стаи и понеслась стремительно. С натугой вытаскивая ноги из чавкающей жижи, Иефа шалела от мыслей и проносящихся мимо событий. Вот Ааронн остервенело собирает пожитки и мчится, ни слова не сказав, через лес, согнувшись почти пополам, и полуэльфке все время кажется, что сейчас он покроется серой шерстью и опустится на четыре лапы, чтобы легче было нюхать землю. Иефа бежит за ним, а где-то далеко за спиной пыхтит и чертыхается Стив, ругается Зулин, и только одна мысль пугает и дразнит — как бы не упустить, вот уже Стив выдохся и бережет дыхание; в кустах мелькает черная шкура Зверя, который явно наслаждается гонкой и думать забыл про своего хозяина; Зулин на бегу пытается призвать всех к порядку и выяснить, что происходит, но вот замолчал и он, а Иефа все бежит, бежит…
Солнце тоже бежит где-то над головой, но так и не успевает как следует взойти — и его затягивает, затягивает, затягивает серое болото туч, и весь мир превращается в болото, и к вечеру оказывается, что они уже не бегут, а бредут, пошатываясь, по этой бесконечной чертовой топи, и все вокруг серое, даже Ааронн посерел лицом, ссутулился и, кажется, чего-то боится. А к ночи начинается дождь, и появляются волки. Они мелькают неслышно то тут, то там, все ближе и ближе, кажется, стягивают кольцо, но Иефа так устала, что ей уже не страшно. Зулин нервничает и шарахается, Стив поминутно хватается за топор, но все это как-то вяло, бессмысленно, и полуэльфка даже знает — почему.
Ааронн уводит партию в сторону, находит относительно сухой пятачок под скрюченной ивой, солнце садится, и Зулин разражается грандиозной истерикой. Он сжимает кулаки, выпихивает из-под плаща мокрого Зверя и кричит, что никогда не видел таких бездарей и неудачников. Что задание провалено, и можно теперь вообще не возвращаться в Бристоль, потому что они — никто, потому что… Он еще что-то такое говорит — гневное и обличающее — и Стив начинает возражать, и ссора разгорается, а Иефа выходит под дождь и, собрав последние силы, приказывает себе встряхнуться, потому что за спиной топчется нетерпеливо этот ужасный сон — стоит только закрыть глаза…
Читать дальше