Вадим Шакун - Пятьдесят девственниц

— Не переживай, мой верный товарищ, — клятвенно пообещал я. — Мы будем дарить свободу всем, кому удастся и, быть может, собственным примером изменим местные нравы к лучшему.

Вслед за тем, разошлись мы по своим комнатам, из которых одну занимали я и Крикун, другую — спутницы. Но, не в силах, однако, уснуть от избытка пережитых чувств я, среди ночи, тайком выбрался из постели.

— Как, господин мастер магической ложи, вы еще не достаточно утомлены трудами на пути умеренности и добродетели? — шепотом поинтересовалась всегда очень чутко спавшая Быстрые Глазки.

— Ты забыла про благомыслие, — так же тихо ответствовал я. — Не во благо ли будет, дать милой Трине выспаться и поиграть мне сегодня с тобой? Хоть я давно уже не пробовал своей травы, но похоть переполняет меня через край.

— А, ты опять решил поиграть в блудливого старца и невинного юношу? — вздохнула она в темноте и повернулась ко мне спиной. — Тогда, и впрямь, лучше я, чем бедняжка Трина. Только сделай все быстро, покуда мне не надоело.

Я поспешил исполнить разрешенное, но…

— Бес!.. Бес!.. — приглушенно ойкнула Глазки, разом забыв и магию, и мое нынешнее имя. — Ты меня так не пугай… Отодвинься же… Не надо…

Почти одновременно с этим я понял, что ее испугало. Ведь уперся я сейчас совсем не туда, куда потребно для выбранной нами игры. И, одновременно, вдруг что-то во мне изменилось.

— Ах, Денра, Денра! Милая моя Денра! — зашептал я, сам не понимая, о чем, именно, речи веду, и еще крепче сжал в объятиях отчего-то начавшую дрожать подругу. — Не тебе ли недавно исполнилось восемнадцать? Ведь многие, в твои года, уже и детей имеют, а ты не замужем еще. Будь же моей женой, а Трина пусть будет нам любимой доченькой. Что из того, что я многоженец, если в этой стране у каждого — две-три жены?

— Ты?.. Я?.. — не переставая дрожать пробормотала она. — Как же можно?.. Мы друзья… Я никогда и… А что скажет Гарл, если?.. Ой, больно же, не дави так…

— Не мы ли мечтали зажить вместе спокойной обеспеченной жизнью? Не нам ли самими Богами уготовано стать мужем и женой? — продолжил я пылко, и тут, издав тихий жалобный стон, моя верная подруга навсегда рассталась со своим, так долго ею оберегаемым, девством.

На следующее же утро отправились мы на невольничий рынок, и встреченные на улицах, завидев плащ мой, кланялись весьма и весьма учтиво. С Денрой же непрестанно, украдкой от остальных, обменивались мы понимающими теплыми взглядами и я едва удерживался от ежеминутного желания заключить ее в объятия. Наша маленькая милая Трина шла меж нами, держа нас обоих за руки. Крикун же находился рядом, ни о чем о произошедшем меж мной и его сестрой не догадываясь.

— Ах, Рассвет, посмотри, как мало ценят они свободу, — вздохнула Глазки, едва только ознакомилась с царящими на рынке ценами. И столько было в ее голосе печали, что я в одночасье был готов всех выставленных на продажу, хоть даже ценой собственной жизни освободить лишь бы не грустила моя любимая жена.

Однако же, понимая что толку от такого самопожертвования будет мало и взяв себя в руки, выбрал я двух девочек-погодков старшей из которой уже двенадцать исполнилось, да еще одну — в возрасте около тринадцати, объяснив Денре, что более зрелых брать мне, как мастеру, не приличествует, ибо, уж если что в невольницах на местных землях ценится превыше всего, так это — юность.

Верная моя жена с этим согласилась, попросив, однако, чтобы ни в коем случае не был я разлучником меж избранницами моими и их матерями, с чем я, восхвалив человеколюбие ее, тут же согласился и, кроме девочек, приобрели мы еще двух, достаточно мило выглядевших, тридцатилетних особ женского пола.

Заинтересованный же в том, чтобы продать побольше товара разом, работорговец, нам еще и скидку сделал, так что от человеколюбия своего мы и немалую выгоду получили. Впрямь, недорого ценили в здешних краях свободу — за этих пятерых заплатили мы даже менее трех золотых.

Придя домой, объяснили первым делом нашим рабыням, что именно их у нас ожидает и как желаем мы одарить их в ответ свободою, после чего пали те ниц и одна из матерей, восхваляя человеколюбие наше, обещалась хоть лично показать дочерям своим что к чему и как доставить мне поболе всяких разнообразных удовольствий, другая же во всем ей вторила, готовая тако же указать своему чаду личный пример.

Умилившаяся столь сильной их тягой к свободе, Денра решила, что, и впрямь, дабы девицы не слишком пугались незнакомыми для себя делами, стоит превратить все в веселую для них игру, в которой и матушки их поучаствуют. Засим предались мы с невольницами всевозможным любовным игрищам, дочерей, однако же, не трогая, а обратив все свое внимание, исключительно, на их матушек.