Когда мы шли к судилищу - вдруг упал один из впереди идущих. Рухнул безмолвно, как подкошенный, будто благородный господь легким мановением изъял душу из страждущего тела. С рыком к павшему бросился один из надсмотрщиков. С хлестом опустился на спину старика добротный кнут. Лишь спустя несколько ударов тюремщик понял, что пленник мертв, и, как мне показалось, это взбесило его еще больше. Щедро раздавая удары всем, до кого дотянется, он освободил умершего из кандалов. Заголосили стражники спереди, рявкнули надсмотрщики сзади. Колонна вновь двинулась вперед. Никто из нас не знал отошедшего в иной мир старика. Мы шли мимо него, получившего свою свободу, а он провожал нас остекленевшим взглядом и, как мне показалось, улыбался. Глупо, но мне было его жаль. Я еще не знал, что ждет меня впереди. Не знал, что уже вечером буду ему завидовать. Тут целая очередь таких же бедолаг, как я. И я знаю, что многие из них невиновны. И все знают. Но каждый рад, что на сей раз суд прошел мимо, что жертвами стражи оказались другие люди. Что беда миновала их уютный дом в этом проклятом городе. Одним из первых судили молодого, крепкого парня. В чем его обвиняют? Зарезал стражника? Может быть. Хорошо было бы, если правда. Только ведь наверняка стражник сам начал. Они стали совсем неуправляемы. Парню светят рудники. Как!? За такое не дают виселицу! По нашей цепи проскочил страх, и следующий заключенный лишь усугубил отчаянье. Судьи слишком легко отправляли людей на плаху. На виселицу. На кол. Менялись только варианты, но не суть. Выслушивая свой приговор, я не верил собственным ушам. Так не бывает. Так просто не может быть. Я до самого конца не верил в происходящее, я все ждал, что та девушка, оклеветавшая меня, прервет мои мучения. Закричит, что я не виноват. Попросит судей помиловать меня, оказавшегося на злосчастной улице. Что все произойдет так, как пишут в книжках. Что в последний момент все изменится к лучшему. Кто-то поженится, кто-то обретет богатство, а справедливость восторжествует. Неужели ее несуществующая честь стоит моей жизни?! Она молчала. Молчала, когда с шипением в мои глаза погружались раскаленные щипцы палача, молчала, когда меня бросили на растерзание толпы, молчала, когда обезумевшие от ярости люди пытались разорвать меня на части, и только когда мое сознание стало ускользать от меня - я услышал ее крик: - Это не он! Я соврала! Простите меня! Потом, дни и месяцы спустя, я очень часто пытался понять, был ли вообще тот крик. Или заветные слова мне лишь почудились? Так ведь бывает, когда очень хочешь что-то услышать - непременно услышишь, даже если ты сам это придумаешь. Я-сегодняшний считаю себя вчерашнего наивным глупцом. Как я мог сомневаться в услышанном? Зачем я потратил столько времени в попытках понять очевидное? Конечно же, мне почудилось. ... Очнулся я здесь, в темноте. Я плачу, когда вспоминаю о первых мгновениях, о том ощущении беспомощности в момент моего возвращения к жизни. Или, вернее, к существованию. Я думал, что прошел через ад, но не знал, что это было только его преддверие. Я дрожал от нетерпения и желания вновь услышать голос сестры, почувствовать ее маленькие пальцы, шевелящие мои волосы. Верил, что мои мучения закончились, и хотел только одного - укрыться уютным шерстяным одеялом, слушать ровный уличный шум и тихий шепот , рассказывающей о дневных событиях. Ведь я стал калекой, инвалидом. Ведь я никак не мог теперь без моего Хвостика... Но агония моей надежды прошла, и я понял, что нахожусь далеко от дома. В лесу. Понял, что меня вышвырнули прочь из города, которому хватало своих несчастий. А я, слепой калека, с клеймом насильника на лбу, ежедневно напоминал бы им об их жестокости. О возможной несправедливости. Взывал бы к милосердию, которого у них не было, и к возмездию, которого они смертельно боялись. Они сломали мою жизнь, и выкинули, как выкидывают поломанную игрушку нашкодившие дети. Кто вспомнит? Кто задумается? Пока игрушек достаточно - никто. ... Меня все еще порывает сорвать тряпку с глаз. Неделя уж прошла, а мне все кажется, что я снова смогу видеть. Вновь увижу свет, лес, воду. Не увижу. И пока я не поверю, не почую, что это навсегда - мне будет тяжело. Поэтому мне надо убедить себя, что все кончено. Что глаз у меня не будет. Только тогда, когда я поверю в это - ко мне вернется покой. Наверное, вокруг поляна. Мне думается, что поляна. Как только я забываю о том, что у меня когда-то были глаза - мой слух обостряется. И так происходит чаще и чаще.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу