Екатерина Лесина - Хроники ветров. Книга цены

Рубеус

Дождь. Скользкий камень щетинится редкими клочками-колючками белого лишайника, капли скатываются в трещины, собираясь в тонкие нити, которые в свою очередь сплетались в серую неопрятную ткань ручьев. Воды много. Мешает. Ветер мокрым псом жмется к ногам, не желая идти вперед. Дождь смывает следы и растворяет запахи, дождь помогает беглецу, но, несмотря на помощь, шансов у того нет.

Капли крови тают на камнях, сначала темно-багряные, чуть вытянутые, похожие на мелкие пшеничные зерна, потом светло-розовые, бесформенные, изуродованные влажной лапой ливня, потом… потом остается лишь едва ощутимый запах. Человек бежит вперед, падает, поднимается, расцарапывая ладони, и снова бежит, подгоняемый страхом и робкой надеждой на чуда.

Чуда не будет. Рубеус старательно избавляется от посторонних мыслей… ну какое ему дело до того, что думает и на что надеется беглец? Всего лишь человек, а людей много… и война идет, граница, заводы… беспокойный Волчий перевал, за которым нужно постоянно наблюдать…

Запах стал отчетливее, а капли крови на камнях менее размытыми. А вот длинный след в скользкой глине, здесь он снова упал… отпечаток руки, до чего же маленькая. Неужели ребенок?

Девушка. Хрупкая, словно сотканная из водяных нитей. Грязная и испуганная. На мокрой рубашке желтая глина и размытая розовая кровь, а волосы светлые, почти белые… и глаза темные, человеческие, но все-таки…

Анке горестно вздохнул, а девушка, попятившись, тихо произнесла:

— Не убивайте меня. Пожалуйста.

Наверное, если бы она завизжала, закричала или попыталась убежать, Рубеусу было бы легче решиться, но это тихое, почти утонувшее в шелесте дождя «не убивайте», разорвало те клочки души, которые еще оставались.

Почему она? Почему не мужчина, который хотя бы попытается отстоять жизнь. В бою убить легко, но не так… какой из нее боец? Израненная ладонь, зажимает ворот рубахи, губы дрожат, а по щекам текут слезы. Или это дождь. Просто дождь.

— Пожалуйста…

Что ей ответить? Что он не имеет права отступить? Что ее жизнь — это своеобразная цена, каприз Диктатора и вместе с тем призрачная надежда выжить для других людей, защищенных границей? Что даже если Рубеус отпустит ее, то она все равно умрет.

Глупо.

Нужно закончить дело, чем дольше он стоит здесь, тем хуже делает, и себе, и ей. Анке скулит, то ли от жалости, то ли от нетерпения, в эту минуту Рубеус ненавидит и его, и себя.

У нее тонкая шея, которая ломается с неприятным хрустом, а глаза не черные, как он подумал вначале — темно-синие с лиловым отливом. Мертвая, она некрасива, похожа на мокрую грязную тряпку, которую противно взять в руки. И Анке, гневно хлопая крыльями, пытается сбросить со спины неприятную ношу. Анке не желает нести мертвеца, и Рубеусу приходится взять ее на руки.

Имя, он забыл спросить имя… а может и к лучшему? Он не хочет ничего знать о той, из-за кого он окончательно перестал быть человеком. Но светлые волосы липнут к коже, а голова то и дело откидывается назад, обнажая беззащитное белое горло.

Марек ждал во дворе, со светлых волос и черной кожаной куртки стекали целые ручьи воды, но Диктатор улыбался, точно всю жизнь мечтал стоять и мокнуть под дождем. Ветер раздраженно стряхнул всадника на залитый водой двор и умчался.

— Долго ты…

— Как получилось.

— Главное, что получилось, — весело произнес Диктатор, он подошел сам и, пощупав длинные волосы девушки, заметил:

— Надо же, почти как живая, — Марек когтем поддел веко и, заглянув в мертвый сине-стеклянный глаз, удовлетворенно хмыкнул. — Брезгливый ты, однако. Ну да как знаешь… в дом чур не тащить, там и без этого грязи хватает.

— А что делать? — Рубеус совершенно не представлял, что с ней делать. И зачем он вообще нес ее сюда? Нужно было похоронить там, на краю обрыва. Или спуститься на дно пропасти, где шумно и яростно вгрызается в камень горная река… или подняться к ледникам. Там бы ей было хорошо, холод и покой, никаких дождей, снег и полупрозрачный тяжелый лед.

Марек, пожав плечами, уходит, а дождь усиливается… откуда на такой высоте взяться дождю? Но какая разница, главное что там, выше, дождя нет, там стеклянный мир, в котором найдется место и для нее. Умыть бы… и молитву прочесть, слова Рубеус помнит, но дело ведь не в словах, а в том, что он не имеет права читать молитву, как и вообще обращаться к богу. В груди пусто и холодно.

— С тобой все в порядке? — Карл вынырнул из мокрой темноты прямо перед Рубеусом. По белой рубашке стремительно расползались серые пятна влаги, значит, только что из замка вышел. Зачем?