Альмира Илвайри - Крылатая дева Лаэрнике

В монастыре нас встретили перепуганные монахини. Поблагодарив падре Антонио, я приставила алебарду к стене, подхватила Лаэрнике на руки — легкую, почти невесомую, — и отнесла в ее комнаты. Войдя в спальню, я опустила Крылатую на кровать, возле которой уже хлопотала сестра Дейна.

Пока монахини отпаивали Лаэрнике вином и кормили редким в этих краях лакомством — шоколадом, — я вышла вместе с матерью Маритой. Мы прошли по балкону со стрельчатыми арками, спустились во внутренний двор и присели на деревянную скамью.

— Теперь вы понимаете, почему мы стараемся как можно реже выпускать сеньориту Анну за пределы монастыря, — говорила аббатиса. — Она рвется помогать людям, не понимая, что ее сила опасна для нее самой. Но будет еще хуже, если в ней вспыхнет страсть к мужчине. Тогда ее сила вырвется наружу, и это приведет к страшным последствиям. То, что произошло сегодня, меня очень тревожит.

— Меня тоже, — сказала я. — У меня такое ощущение, что этот нахал не отстанет, пока не отведает моего меча.

— Я не о том, — пояснила аббатиса. — Как Христос — глава Церкви, так муж глава жене. И если руку сеньориты Анны получит какой-нибудь молодой авантюрист, только Господу ведомо, на какие лихие дела он использует ее силы.

— Послушайте, мать Марита, — возразила я. — Есть достойный человек, который любит сеньориту Анну, и не потому, что у нее необычные способности, а просто… просто любит, и все. И он мог бы стать ей хорошим мужем.

Лицо аббатисы превратилось в маску, словно она боролась с каким-то мучавшим ее чувством.

— Вы говорите о сеньоре де Альвез? — не сразу спросила она.

— Да, — ответила я, ощущая неловкость. Похоже, я нечаянно задела больную тему. Мать Марита покачала головой:

— Сразу видно, сеньора Илвайри, что вы не понимаете, что есть христианские семейные отношения… Сеньор де Альвез был моим мужем. Святая Церковь позволила нам расторгнуть брак, и так было лучше для нас обоих. Я смогла удалиться в монастырь, чтобы молиться и за него, и за себя.

— Разве он плохой человек? — удивилась я. — По-моему, он добропорядочный христианин. Он помогал в строительстве собора. И с сеньоритой Анной он старается даже не встречаться, чтобы не допускать грешных мыслей.

— Сеньора Илвайри, то, что простительно вам как чужеземке, непростительно тому, кто был взращен в лоне Церкви, — проговорила аббатиса. — Да, сеньор де Альвез регулярно посещает мессы, исповедуется и причащается. Но он не верует как христианин. И не ведет христианскую жизнь.

— Может, вы с ним по-разному понимаете, что такое христианская жизнь? — осторожно предположила я. — Для вас идеал христианской жизни — монашество, а он — светский человек.

— Дело не в этом, — с легкой досадой возразила мать Марита. — Он утверждает вещи, несовместимые с верой в Христа. Он считает, например, что душа воплощается много раз, как верят язычники на востоке. Или что есть другие миры, откуда люди приходят к нам. Он и Крылатых считает такими пришельцами. Я пыталась его переубедить, но он упорствовал в своих заблуждениях. В конце концов я поняла, что христианская вера и жизнь с этим человеком несовместимы. И я не хотела бы, чтобы он стал мужем сеньориты Анны. Для нее, обладающей странными силами, единственный путь спасения — вера в Христа и монашеская жизнь.

— Простите… Наверное, нехорошо так говорить, ведь дон Родриго был вашем мужем… Но он смог бы обеспечить сеньорите Анне главное — защиту. И никакиебогатые балбесы не посмели бы и пальцем до нее дотронуться.

— Вы так ничего и не поняли, — вздохнула мать Марита и поднялась, прямая и строгая: — Если хотите навестить сеньориту Анну, пойдемте.

Я поднялась по лестнице следом за аббатисой, несколько досадуя и на нее, и на себя. Конечно, у нее свое понимание христианства, и это ее святое право — веровать так, как она считает правильным. Но и я как воин, охранник, понимала, что на драгоценность, не принадлежащую никому, всегда будут покушаться. А Лаэрнике поневоле оказалась в роли такой драгоценности. И тех, кто хочет ей завладеть, не сдержат ни стены монастыря, ни страх перед Святой Инквизицией…

К сожалению, мои опасения вскоре подтвердились, но об этом — чуть позже. Сейчас же я стояла возле кровати Лаэрнике и смотрела на ее спящее лицо, по-детски счастливое и безмятежное. Как тихонько пояснила сестра Дейна, Крылатая будет спать крепким сном, пока не восстановит силы, и проснется не раньше, чем зазвонят к обедне… Осторожно, чтобы не потревожить Лаэрнике, я поправила свесившиеся на пол золотистые пряди ее волос и тихонько вышла.