Александр Рудазов - Совет Двенадцати

Особенно внимательно она глядела на все еще трясущийся посох.

— Пошел вон, — тихо произнес Креол. — Просто возвращайся в свой мир, и я оставлю тебя в живых.

Кхатаркаданн ничего не ответил. Битва с Нъярлатхотепом ужасно его вымотала, но уходить все же не хотелось. Он исполнил договор с магом Тивилдормом… однако тот совершенно забыл включить туда одно важное условие. Забыл потребовать, чтобы после битвы с архидемоном Лэнга Кхатаркаданн убрался домой, никого больше не тронув.

Демоны всегда радуются, когда смертные совершают эту ошибку.

Но в руках этого смертного посох, поглотивший архидемона. А Кхатаркаданн устал и ослабел. Да и четыреста лет заточения сказались на нем не лучшим образом. Вот если бы сожрать тысчонку-другую душ…

Видя, что по доброй воле демон не уберется, Креол взял дело в свои руки. Он давно понял, кто перед ним — за последние месяцы маг довольно много времени проводил у тринадцатого гимнасия, изучал ауру заточенного там существа, проводил исследования в секретном отделе библиотеки, консультировался с Тивилдормом…

— Ах! Тораг! Инк! Шепшем! — начал выкрикивать Креол. — Рото! Хед! Ара! Тирин!

Кхатаркаданн вздрогнул. Изрядно уменьшившаяся, но все еще огромная туча мошкары устремилась на Креола — человек, попавший в эти страшные объятия, за три секунды превращается в обглоданный скелет.

Устремилась — и отпрянула. Креола окружил слепящий голубоватый ореол, не дающий его даже коснуться. Посох в руке мага светился таким страшным, убийственным светом, каким не светился еще никогда в жизни. В нем что-то тряслось, колотилось, из обсидиановой сферы исходил тягучий черный дым. Креол зло ухмылялся, чувствуя мощь архидемона, — мощь, служащую теперь ему, Креолу.

— Роно! Хев! Тарак! Ин! — продолжал кричать маг, описывая посохом круги.

В воздухе вспыхнула гигантская воронка. Кхатаркаданн издал дикий вой — вся его жужжащая масса, все его мириады крошечных тел со страшной силой устремились туда, в проход между мирами. Секунда… другая… и вот уже воронка схлопывается!

— Я бы и тебя поглотил, да только один Кингу знает, куда в тебя посох втыкать… — с сожалением вымолвил Креол, глядя на исчезающие в небе вихрики.

Когда Ванесса Ли вновь ступила на главную площадь Иххария, то решила, что нечаянно ошиблась миром. Все, куда ни глянь, заляпано слизью и какой-то зеленой жидкостью, кругом валяются трупы, а вместо величественного куба Промонцери Царука — груда бесформенных развалин. Первый же встреченный солдат объяснил Ванессе все и повел ее через руины — к мужу.

Раненых исцеляли паладины и колдуны-медики. Ванесса повертела головой, ища Торая Жизнь… и в ужасе увидела его покрытого кровью, бессильно что-то хрипящего. Вначале показалось, что великий целитель пострадал в сражении, но затем стало ясно, что кровь — его собственная. Она лилась отовсюду — изо рта, из ноздрей, из глаз, из-под ногтей… но Торай все еще оставался в сознании.

Сегодня Нъярлатхотеп убил бессчетное множество людей. Торай воскрешал павших, пока полностью не истощил ману. После этого в ход пошла прана, и в конце концов Торай Жизнь сам упал на землю, обливаясь кровью. Однако он все еще полз, все еще бессильно дышал на одного из убитых солдат — но уже не мог никого оживить.

— Оставь его, идиот! — зло прорычал Мурок Вивисектор, хватая ученика за шкирку. — Сколько раз я тебе говорил — знай свой предел! Ты спас всех кого можно!

— Не всех… Еще не всех… Накачайте меня маной! Накачайте!

— Да ты сам сдохнешь от перенапряжения, идиот! Все, хватит!

— Еще слишком много трупов… еще слишком много…

— Это допустимые потери!

— Допустимые потери?! — страшно взревел Торай. — Допустимые потери для меня исчисляются только одной цифрой! Ноль. Ноль! Ноль!!! Все, что свыше, — потери недопустимые!

Мурок покачал головой и сделал Тораю укол в шею. Тот издал хрипящий звук и потерял сознание.

— Нет, однажды он себя все-таки сожжет… — вздохнул Мурок, подзывая кадавров-санитаров. — Отнесите его ко мне в… тьфу, у меня ж всю клинику разворотили… В госпиталь его отнесите.

Креол сидел посреди площади в глубоком кресле, каким-то чудом уцелевшем после Нъярлатхотепа. Рядом стоял с чашкой кофе Шамшудцин, чуть поодаль лод Гвэйдеон распоряжался заупокойной службой, а маршал Хобокен выслушивал отчет о понесенных потерях. Профессор Лакласторос издевательски фыркал в сторону черного посоха, а сидящий на камушке Логмир чистил тряпицей катаны.