Александр Рудазов - Совет Двенадцати

— Можешь уезжать, — тихо ответил колдун.

Моргнеуморос с сомнением нахмурился. Бывалый ветеран, видевший Судный Час, сейчас он чувствовал противный липкий страх, просто глядя на этот темный провал, на это мрачное здание. Оттуда веяло чем-то непонятным, но пробирающим до самых костей. Казалось, что внутри кто-то кричит — беззвучно, неслышно… но каждый звук все же отдавался где-то на подсознательном уровне.

Тем временем Тивилдорм уже плыл по длинному коридору, освещенному лишь им самим — тускло мерцающим изуродованным привидением. Он проплыл мимо аудиторий, в которых столы располагались по кругу, вдоль стен — а в центре неизменно оставалось пустое пространство. Проплыл мимо самых настоящих клеток, забранных мелкоячеистой железной сетью, усеянной бумажными печатями. Проплыл мимо пыльных портретов ректоров — начиная с основателя гимнасия, легендарного Каздоха Демона и заканчивая Мальчимбо Красным. Глядя на его суровое лицо со впалыми щеками, Тивилдорм умоляюще прохрипел:

— Учитель, прости, я должен!..

Мальчимбо Красный ничего не ответил.

Колдун-призрак поднялся по винтовой лестнице на пятый этаж — туда, где четыреста лет назад располагался Зал Торжественного Призыва. Уникальное место, в котором сам ректор раз в полгода демонстрировал мощь и силу Искусства демонологии.

В былые времена здесь призывали таких кошмарных созданий, как ларитры и гохерримы, кэ-миало и гхьет — шедарии… говорят, Каздох Демон однажды призвал даже кульмината, но это конечно же просто враки. Хотя бы потому, что весь этот гимнасий запросто уместится у кульмината на ладони — так велики эти паргоронские чудовища.

Вплывая в огромное помещение с куполообразным потолком, Тивилдорм ощутимо промедлил. Ему ужасно не хотелось делать то, что он задумал. В зале до сих пор лежат побелевшие кости — целые десятки белоснежных скелетов как будто предупреждают, грозятся, требуют не ходить дальше, немедленно повернуть назад.

Но колдун-призрак вспомнил о том, что сейчас творится в Промонцери Царука, вспомнил о несчетных погибших и тех, что вскорости еще погибнут… и резко поплыл вперед.

— Я им покажу, я им всем покажу… — отчаянно шептал Тивилдорм.

В самом центре Зала Торжественного Призыва ярко светился некий… предмет. Совсем маленький, похожий на приплюснутую дыню, он лежал на голом полу, окруженный меловой линией. Мел, начертивший ее, явно не был обычным мелом — хотя бы потому, что оставленный им след за несколько веков ничуть не потускнел.

— Я… я пришел к тебе, чтобы… — прошелестел Тивилдорм, подплывая ближе.

— Я знаю, зачем ты пришел, — перебил его голос из предмета на полу. — Я все слышу и все знаю… Тивилдорм.

— Ты меня помнишь?! — поразился колдун.

— Я все помню. Я ничего не забываю. Я способен одновременно обдумывать миллион мыслей.

— Наверное, от этого ужасно болит голова, — зачем-то сказал Тивилдорм.

— У человека — может быть. А у меня — нет. Если хочешь, могу рассказать об этом больше.

— Э-э…

— Как хочешь. Давай сразу перейдем к делу. Я знаю, чего ты хочешь от меня, и я могу это сделать. У меня будет только один вопрос — чем ты мне заплатишь?

— Вот этим! — отчаянно вскричал Тивилдорм, указывая на свой танзанит.

— Плата приемлемая. Освободи меня.

Нъярлатхотеп бушевал. Главная городская площадь уже превратилась в сплошное месиво из сизых трубок, органов, конечностей, голов — и все они не переставая болтали какую-то дребедень. Армия вынужденно отступала все дальше, сдавая архидемону территорию шаг за шагом. Посланца Древних рубили клинками и поливали огнем, но это лишь немного замедляло его расширение. Он расширялся на север и на юг, на запад и на восток, вздымал щупальца все выше к небесам и расползался по канализации.

Казалось, что он может продолжать так вечно.

Но тут на горизонте показалось какое-то пятнышко. Оно стремительно увеличивалось, превращаясь в огромную черную тучу, издающую гулкое жужжание.

Паладины, эйнхерии, плонетцы и большинство остальных бойцов смотрели на эту тучу с удивлением, но без особого страха. Никто пока еще не понимал, что это такое. А вот на лицах колдунов сразу отразилась целая гамма эмоций — от ужаса до опустошенности. Асанте Шторм сорвал с головы треуголку, швырнул ее оземь и зло процедил:

— Будто нам было мало одного!..

Щупальца Нъярлатхотепа тоже повисли неподвижно, а сотни тысяч глаз уставились в одном и том же направлении. Многие защитники Иххария воспользовались паузой, чтобы начать кромсать мерзкое месиво с удвоенной силой, но Нъярлатхотеп не обратил на это особого внимания.