Array Array - Мастер сновидений

Мне ничего не оставалось, как утвердительно покачать головой, нрав толпы я уже на себе испытал в самом раннем детстве.

Калларинг достал из–за пояса пару совершенно новых перчаток, загреб своей ладонью мази, кинул внутрь одной и другой, помусолил их пальцами, чтобы их подкладка вся пропиталась этой мазью.

— Вот и готово. Давай попробуем надеть.

— А чьи они? — зачем–то спросил я, переживал, что они придут в негодность, как будто перчатки были дороже моих рук. Но я никогда не был избалован таким обхождением и стеснялся, поэтому и задавал глупые вопросы. Хотя и так ясно, что в этом доме все мужские вещи, имеют только одного хозяина сейна Дьо–Магро.

— Теперь твои, — ответил Калларинг, натянув перчатки мне на руки.

Вернулся асса Тадиринг, и они вдвоем быстро разобрались с узкими рукавами пока я стоял как манекен.

Из усадьбы Дьо–Магро выехали два экипажа, в одном семья и асса Тадиринг, в другом трое охранников и я, совершенно от них не отличавшийся. Я всегда был немножко не такой, почти всегда был один, а сейчас я был такой же, как все, я был со всеми. И может это не так страшно немножко перестать быть собой, стать немного другим, но и частью чего–то большего. Даже когда я занял место в построении перед главным входом храма, мне почему–то это нравилось. Ведь даже крилы нападая, идут каким–то своим строем, в одиночку у крила почти нет шансов получить желаемое. А иллари защищаясь, тоже выстраиваются в круг, часы отбившегося от стада илларя сочтены. Может мне стоит прибиться к стае, а не готовить себя к жизни отшельника.

Семья Дьо–Магро уже выходила из ворот храма, все собирались…

Я почувствовал его, не увидел, а услышал своим ДРУГИМ слухом, разговор проходил со скоростью мысли:

«Ты, опять ты! "

«Как же ты мне надоел, все время под ногами путаешься» отвечал Серый.

«Что ты же творишь? "

«Я выполняю волю хозяина, а вот ты ничего не понимаешь».

«Не ври, я уже понимаю. "

«Ты такой же как я, почти. Я не хочу тебя убивать, но ты лезешь не в свое дело — прости».

Мысли Серого перешли на другое, и я знал на что, ведь мы были такие же, одинаковые в чем–то — Лаки! Теперь мне надо было обогнать ледяную тварь с прозрачным плетением. Я бросился к ней, закрыл ее собой, и опередил ледяную пиявку…

Потом для меня все было как во сне. Я стоял обняв Лаки, закрыв ее полами плаща, как птица крыльями, это было всего одно мгновение. Хищная льдинка вонзилась мне между лопатками, в свое привычное место, но она не желала моей крови, сопротивлялась, как могла. Я опять услышал Серого:

«Ты единственный, кто мог бы стать мне близким человеком, я не хочу, но я должен исполнить волю хозяина».

И был удар. Когда чуть–чуть наживленный гвоздь кувалдой с одного маха вгоняют в дерево так, что даже шляпка слегка утопает, по–другому никак не объяснить. Ледяная пиявка побила грудную клетку насквозь, я ей был не нужен, я был просто препятствием, она целилась в Лаки. Мои руки оттолкнули Лаки, на девушку брызнула кровь, Лаки закричала, и еще сильнее отшатнулась назад… Пиявке опять не повезло.

О! собравшаяся «уважаемая публика» не пожалела, что притащилась сюда не в самую ласковую погоду. Еще бы!

Парень в форме стражей где–то секунду стоял на ступенях храма, по–птичьи раскинув руки, запрокинув голову, в следующую секунду покачнулся и рухнул как скошенный ячменный колосок. Все устремились к Лаки, которая стояла в крови, но это была не ее кровь. И все оставили сейне Дайоне одну. И почти никто не заметил ее взгляда, устремленного в толпу, оказывается, она могла прочитать мысли даже человека под мороком. Почти никто… Я понял, я еще слышал Серого, но сознание покидало меня. Последнее, что я запомнил лежа на ступенях главного входа в храм Двуликой, как Калларинг, стоя на коленях обнимает истекающую кровь жену, а она говорит ему что–то на прощанье. На прощанье, потому что я видел, как гаснет ее аура, и еще что, я тогда не понял, не смог понять… Все вокруг гасло. «Как хорошо, — шевельнулась у меня мысль, — я буду не один, я буду сопровождать прекраснейшую из женщин, когда мы пойдем через черту. Я и мечтать о такой чести не мог, хоть ТАМ «побыть с ней наедине». Мысль еще хотела что–то сказать, но ей не дали, и она растворилась в великом НИЧТО.

«Уважаемая публика» была в полном восторге, но «представление» на этом не закончилось. Ну, кто и когда мог мечтать увидеть наконец–то своего замечательного непобедимого черного полковника поверженным! Никто не расслышал слов Дайоне, поэтому каждый из «очевидцев» мог напридумывать в меру своих возможностей.