Юрий Циммерман - Серебро далёкого Севера

— А дай погадаю, бирюзовый ты мой, ненаглядный! Что было, что есть, что будет, и на чем сердце успокоится…

— Да пошла ты, — лениво отбрехнулся было барон, который и вообще-то гадалок не любил, а уж сейчас, когда надо было Юрая в чувство приводить, слушать красивое пустословие и многозначительные туманные обещания был тем более не настроен.

— А что ж так, соколик? — лукаво и с подковыркой спросила красотка в цветастом платке. — Али услышать боишься, яхонтовый, что пышногрудая чаровница твоя, да с глазами изумрудными и кудрями медовоцветными, тебя и как звать позабыла?!

Нарисованный цыганкой образ Энцилии был настолько ярок и точен, что Зборовский просто замер.

— А ну-ка, постой! Ты откуда зна…

Влад оборвал себя на полуслове, осознав, что гадалка с вильдорской волшебницей вовсе не знакома, а всего-лишь-навсего хорошо знает свое дело.

— Уговорила, Тинктар с тобой. Держи вот пятиоскольник… даже два, пожалуй, и расскажи-ка мне всё, что видишь у меня в будущем.

— А ты не торопись, служивый, да и меня не торопи. Посмотрим сперва в прошлое, а там и до будущего доберемся. Порядок во всяком деле нужен, а уж в гадании особливо, — сварливым, но при этом донельзя довольным голосом проговорила цыганка, одновременно вытаскивая кошель из под пяти, наверное, длинных и широких юбок. И только после того, как полученные от Зборовского монеты были упрятаны в кошель, а кошель, в свою очередь — обратно под юбки, она снова развернулась к барону лицом и протянула ему открытую вверх ладонь.

— Давай-ка руку, драгоценный. Да перчатку-то сыми! Я хоша и гадалка, а сквозь кожу видеть всё одно не умею.

Зборовский нехотя стянул с руки кожаную перчатку.

— Так, так, что у нас здесь? О, да мы, оказывается, из благородных! Как же, как же: барон фон Вышелвон, маркиз де Ржись, граф Лезьподшкаф… А линия жизни-то ух какая извилистая. Ох, и немало поколесил ты по жизни, служивый, да и кровушки чужой испил достаточно, как я погляжу.

Гадалка опасливо взглянула Зборовскому в лицо, словно опасаясь, что тот сейчас выпустит наружу свои вампирские клыки.

— Ну да ладно, — заторопилась она, — а ведёт тебя теперь по казенному делу дорога дальняя да спешная. Заодно с дружком твоим вдаль ведет, покуда зазноба твоя зеленоглазая вас дома поджидает-караулит. И ждать ей осталось еще… Ох!

Плавный ход цыганского гадания вдруг споткнулся на ровном месте, словно налетев на пень. Или скорее даже — ударившись с размаху лбом в каменную стену.

— Далёко твой путь проложен, ваше благородие, да боюсь, суждено ему накоротке оборваться! — Голос гадалки стал тише, опускаясь до пугающего шёпота. — Берегись дамы пиковой да короля бубнового, замыслили они на тебя недоброе. Пуще холеры да чумы берегись! Коли сумеешь им не уступить и не поддаться, все у тебя впереди будет: и богатство, и титул повыше, и супруга владетельная, и дом наследников полон…

Цыганка подняла на барона горящий взор и докончила уже звонким голосом:

— Всё обретёшь в конце концов, всё, что что пожелаешь, да еще и многое сверх того. Только супротив короля бубнового выстоять сумей, да ещё пиковой даме одолеть себя не дай!

— Красиво поёшь, пташка вольная, — Влад хотя и был озадачен загадочным предсказанием и намеком на коварных врагов, о которых он пока что еще и слыхом не слыхивал, но краем глаза успел заметить, что Юрай тоже слушал гадалку внимательно и заинтересованно, постепенно приходя в себя после странного приступа, приключившегося с ним во время представления с фейерверком. На щёки волшебника вернулся прежний румянец, а лицо заиграло улыбкой, да и на ногах он держался уже уверенно и твёрдо. — Ну, а другу моему тоже погадаешь?

— Дык отчего ж не погадать, если еще пятиоскольник накинешь…

Но, взяв было в свою руку послушно протянутую ладонь Юрая с переливающимся радужными бликами кольцом на указательными пальце, мгновенно отшатнулась от него, как от прокаженного.

— Нет, не буду я ему гадать.

— А почему ж так, красавица? — Барон был настойчив, моментально почувствовав, что цыганка недоговаривает что-то важное и серьезное. — Или твоё гадание теперь дороже стоит? Так я могу и серебряный "герцог" заплатить.

— И за "герцог" не стану, ваше благородие, — голос цыганки стал подчеркнуто почтителен и сух. — Ступайте себе, и сохрани вас Арман на пути вашем.

— Неужели и за золотого "государя" не погадаешь? — не унимался Зборовский.

— Цельный золотой, без обману? — в голосе гадалки была душевная мука, и выражение ее лица тоже выдавало напряженные терзания и сомнения. Ох уж эта жестокая и бескомпромиссная борьба собственной жадности с собственной же осторожностью! Вряд ли сыщется среди рожденных под небесами Круга Земель хоть один смертный, кому не довелось хоть раз стать полем этого сражения. Да и за пределами Круга, впрочем, тоже. Наконец, цыганка пришла к какому-то, явно нелегкому для себя, решению.