Ирина Тарасова: Зов крови

Юг королевства (а именно — Халлад и пофигистично настроенные эльфы) благополучно чихал на указы монарха, сидя за хребтом и нанимая Охотников. Халлад был прикрыт с суши скалами и армией тех же Охотников, так что оттуда короля и его армию турнули красивым пинком и обещанием веселой жизни. А расположенным по основному южному тракту деревенькам так и вовсе было по барабану — посмердело и выветрилось. Оставались деревушки за перевалом, столица и десяток крупных торговых городов, но туда нежить почти не лезла, а на особо тупую всегда хватало дознавателей.

С юго-востока Трехгорье подпирало королевство Приши, но тамошним монархам Охотники казались образчиком добродетели, да и работы там хватало, больно большая территория у них. С восточного побережья или из земель гордых темных эльфов, прозванных за черноту кожи маврами, все время что-нибудь лезло — говорили о некросах, о таинственном восточном континенте, куда не доплывал ни один моряк — в нашем океане такие красавцы плавали, что корабли им на один укус. Зато на севере царил рай для торговцев — Островная Империя с ее удивительными тканями и редкостным жемчугом; Пиратские братства, Вольные баронства и сказочный Лес светлых эльфов.

Еще где-то на западе терялся в морском тумане страшный и таинственный остров, но доплыть туда оказалось делом невыполнимым — живущие в огромных горных ущельях "подошвы" гномы крайне недоброжелательно относились к мореходству, хотя и выстроили у себя Даррок, самый крупный порт мира. Халладский порт, служивший скорее просто декорацией из-за мелких россыпей рифов, казался рыночной площадью рядом с бескрайней степью Даррока. Гномам Охотники были нужны только как охрана караванов по обе стороны хребта. Ну и для мордобития еще, кое любят обе стороны, за редким исключением.

Карта рисовала пустым, без обозначений пятном окруженную горами монетку Драконьей долины. Крылатые твари, по одиночке селившиеся в землях двуногих, стояли изрядной костью в горле у любой расы — наглые прожорливые, владеющие какой-то своей магией, почти неуязвимые. Люди устраивали походы на подвиг, эльфы высокомерно посылали всех доброхотов и втихую нанимали тех же Охотников.

Но Охотникам, с их тягой к риску и свободе, особенно приглянулся белоснежный Халлад, став священным городом воинов и авантюристов, пахнущий вином, смехом и приключениями.

Почему-то именно здесь, за самым Халладом, в небольшой зеленой долине у моря, заросшей диким виноградом и душистыми садами светлых эльфов стоял мрачный каменный палец Башни Граван, обители моей родной общины. Уходящие на несколько верст в глубь земли коридоры и переходы запомнятся мне навсегда: пахнущие легкой горечью трав и пряными шкурами зверей — такими они были в дни моего детства; пылающими болью и безумством, дурно пахнущие горящим мясом и кровью — в ночи моего становления Охотником. И пропитанные капающей с полуобвалившихся стен влагой и плесенью — в дни королевской облавы на отступников.

Тогда мне казалось, что все еще вернется на круги своя, что вернутся сюда те, кого я еще смутно помнила в лица. Но, несмотря на отпор Халлада, на сотни трупов королевских солдат под его высокими белоснежными стенами, никто не вернулся. Король Трехгорья взял здесь большой налог "грязной" кровью тех, кто столетиями спасал его землю от всякой пакости. Каковая таки успела усесться своей задницей на трон.

Но и Халлад не забыл. Долго королю икалось, когда его подданных деревнями вырезали упыри да глыдни, полезшие с подтаявших ледников хребта, ох и трудно ему было негласно позволить Охотникам за звонкую и крупную монету отчищать землю от нежити, еще труднее эту самую монету отдавать. И появились дознаватели, — которые служили, но рисковать своей шкурой не спешили. Зато отважно кидались на любого "нечистого"…

Вдох — выдох. Вдох — выдох. Мятные осенние запахи в звонком чистом воздухе, тихий всплеск близкого моря, ветерок, легко треплющий челку и гриву коня, и мягкая, податливая земля под копытами лошади. Сияющее на солнце багряное золото садов, тихие посвисты птиц. Соленые капли на губах. Приятно вернуться домой, даже когда дома давно уже нет.

Что ж так больно, что нет силы дышать, в глазах темнеет, тошнота подступает к горлу??? Я чувствую, что сползаю с лошади, падаю куда-то в вязкую темноту. Сквозь едва разборчивые крики Веньки, нарастая лавиной, слышится гул — будто сотня тысяч голосов шепчет, шепчет…

Это было так знакомо! Точно так же плохо мне было в Карриене, когда я встретила Витта. Точно так же нахлынуло головокруженье от чужого дразнящего запаха, в глазах потемнело, ноги подкосились, и если бы он не подхватил меня — гремели бы мои косточки, обогащаясь синяками. Пелена спала, и первое что я увидела — счастливые смеющиеся черные глаза. Он был высокий, загорелый, черные как смоль волосы в беспорядке рассыпались по плечам. Оборванная одежда и крепкое молодое тело. До сих пор помню, как помутилось в глазах от сильного и пьянящего мужского запаха. Как загорелось тело от одного единственного прикосновения… Он рассказывал мне о своих "родителях" и "Хозяине", рассказывал обо мне самой. Тогда за несколько часов я узнала больше, чем за всю жизнь. Витт отдал мне тонкую стопку листочков, сказав, что все это писал мне. Он потерял остатки сил и воли с гибелью "Хозяина", он много месяцев жил в аду, блуждал во тьме, ища выход. И искренне смеялся, рассказывая мне о местных обитателях, их слабости и безволии, их ненависти. А в тот момент, когда мои тогдашние спутники высыпали на поляну, начался мой собственный ад.