Терри Пратчетт: Изумительный Морис и его ученые грызуны

– Порою сам себе изумляюсь, – откликнулся кот.

Перед огромной распахнутой дверью выстроилась длинная очередь. Другие люди, по-видимому получившие то, за чем стояли, по одному и двое выходили из соседней двери. Все они несли буханки хлеба.

– Может, нам тоже встать в очередь? – предложил парнишка.

– Думаю, не стоит, – осторожно отозвался Морис.

– Но почему нет?

– Видишь вон тех амбалов у двери? Похоже, это стражники. И дубинки у них о-го-го какие. И каждый предъявляет им на входе какую-то бумажку. Мне это все ох не нравится, – объяснил Морис. – Очень похоже на правительство в действии.

– Но мы же ничего дурного не сделали, – запротестовал парнишка. – Во всяком случае, здесь.

– С правительствами всегда надо держать ухо востро. Ты посиди здесь, малыш. Я пойду погляжу.

И Морис вальяжно прошествовал в здание. Люди и впрямь пялились на него во все глаза, но, по-видимому, в городе, осажденном крысами, коты были в почете. Какой-то человек попытался было подхватить его на руки, но потерял всякий интерес, когда Морис развернулся и полоснул его когтями по руке.

Очередь, змеясь, втягивалась в просторный зал и проходила мимо длинного стола на козлах. Там каждый предъявлял свою бумаженцию двум женщинам при огромном подносе с хлебом и получал буханку-другую. Затем люди переходили к раздатчику при чане с колбасами, но колбасы получали существенно меньше, чем хлеба.

За всем этим надзирал, время от времени заговаривая с кем-нибудь из раздатчиков, мэр. Морис сразу его узнал – по золотой цепи на шее. За все время своей работы с крысами Морис перевидал много мэров. Этот заметно отличался от всех прочих: низенький, весь какой-то озабоченный, с лысиной, которую пытался прикрыть тремя жалкими волосинками. И куда более тощий, нежели все прочие мэры на памяти Мориса. Похоже, этот – бочка отнюдь не сорокаведерная.

Стало быть… стало быть, в городе нехватка еды, подумал Морис. Еду приходится нормировать. Похоже, дудочник в любой момент понадобится. Как мы вовремя – вот уж свезло так свезло!

И Морис снова вышел из здания, на сей раз ускорив шаг: он как раз заслышал, как кто-то заиграл на дудочке. Ну конечно, глуповатый парнишка, кто ж еще. Парнишка положил перед собою кепку и уже собрал несколько монеток. Очередь изогнулась полукругом, так, чтобы лучше слышать, – и двое-трое детишек помладше пустились в пляс.

Морис был экспертом только по части кошачьего пения, которое сводится к тому, что ты стоишь в двух дюймах от других котов и орешь на них, пока у них не сдадут нервы. Человеческая музыка всегда казалась ему водянистой и жиденькой. Но люди, заслышав парнишкину музыку, принимались притоптывать в такт. И даже заулыбались ненадолго.

Морис дождался, чтобы парнишка доиграл свою песенку. И, пока очередь аплодировала, крадучись зашел парнишке за спину, потерся о его ноги и прошипел:

– Браво, дурья голова! Мы же предполагали не привлекать к себе внимания! Ладно, пошли отсюда. Да деньги прихватить не забудь!

Кот двинулся было через площадь – и вдруг остановился так резко, что парнишка едва об него не споткнулся.

– Ух ты, а вот и еще правительство, – фыркнул он. – И мы отлично знаем, кто это, правда?

Парнишка и в самом деле знал. Это были крысоловы, целых двое. Даже здесь они щеголяли в длинных пропыленных пальто и помятых черных цилиндрах – таков знак их профессии. Каждый нес на плече шест, на котором болтались разнообразные капканы.

А с другого плеча у каждого свисал огромный мешок – из тех, в которые лучше не заглядывать. И каждый тащил на привязи по терьеру. Тощие, склочные псины зарычали на Мориса, проходя мимо.

При появлении крысоловов очередь разразилась приветственными возгласами, а когда те пошарили в мешках и вытащили пару горстей чего-то, на взгляд Мориса очень похожего на черные шнурочки, люди зааплодировали.

– Сегодня две сотни! – прокричал один из крысоловов.

Один из терьеров, яростно натягивая поводок, кинулся на Мориса. Кот не двинулся с места. И тихонько шепнул – наверное, никто, кроме глуповатого парнишки, его и не услышал бы:

– К ноге, блохастый! Фу, скверный пес!

Песья морда мучительно исказилась: терьер в панике пытался осмыслить две мысли одновременно. Он твердо знал: котам разговаривать не полагается, но этот кот только что взял и заговорил. Ужас что такое! Пес неуклюже плюхнулся на землю и заскулил.

Морис принялся вылизываться. Это считалось смертельным оскорблением.