Константин Ветошко - Три грани рока

В тот проклятый день раненых было столько, что целители не справлялись. На скорую руку подлатав Винстона и ускорив заживление его ран, они передали юношу обычным лекарям и занялись другими пострадавшими. Прошло больше недели, прежде чем целители вновь его осмотрели, но к тому времени раздробленные кости уже начали неправильно срастаться. Опять ломать истощенному юноше бедро и накладывать новые чары поверх запутанного клубка старых плетений ни один из адептов Воды не решился, а потом уже было поздно.

Сам Винстон лежал в оцепенении и ни на что не обращал внимания. Через всю его щеку тянулся уродливый шрам, но куда более глубокие раны таились в душе. Раз за разом в кошмарах он оказывался на залитой кровью лестнице и видел гибель друзей. Раз за разом он пытался спасти их и раз за разом чувствовал свое бессилие. Иногда в этих видениях его убивали, что в бреду казалось спасеньем…

Часто заходил Торстен. Ему повезло больше, и уже на второй день после погрома, который быстро окрестили Ортсмутской бойней, он встал на ноги. Кроме них с Винстоном выжил еще один паренек, который первым бросился бежать и успел забиться в угол. Девушки также не пострадали, лишь одной из них пьяные погромщики успели задрать юбку за голову.

Спас их всех лишь счастливый случай, который распорядился, чтобы одним из соседей родителей Тидша был представитель расы грау. В недавнем прошлом он служил в какой-то из гвардейских частей Гирской армии, а ныне осел в Ортсмуте, что не было такой уж редкостью. Во всех людских странах грау за глаза иначе, чем котами, не называли. Но в лицо поименовать их так не решился бы и самый отчаянный смельчак. Будучи потомками кошачьих (о чем явно свидетельствовал их внешний вид), грау ненавидели такое обращение, и это, помноженное на их крайнюю вспыльчивость и славу лучших в мире воинов, заставляло держать язык за зубами даже записных остряков.

Каждый грау представлял собой страшную боевую машину. Рост около двух метров, более ста пятидесяти килограммов мускулов, потрясающая скорость и реакция… Вполне естественно, что они являлись желанными гостями в любой армии мира. На материке грау война, по сути, никогда не прекращалась. Постоянные междоусобные схватки союзов и отдельных кланов, жесткое и подчас кровавое противостояние внутри самих племен… Нередко остатки поверженной стороны, спасаясь от полного уничтожения, были вынуждены бежать в людские земли и становились там наемниками. Такова была и судьба ур-Ррала — одного из соседей семьи Тидша.

Погромщикам было прекрасно известно, кто является хозяином ничем не примечательного двухэтажного дома. Смерть «проклятого нелюдя» должна была стать апогеем погромов и принести Чистым дополнительную популярность среди простонародья, люто ненавидевшего всех, кто хоть чем-то от них отличался. Но фанатики сильно переоценили свои возможности.

Застать ур-Ррала врасплох не удалось, чувство опасности у него было развито десятилетиями постоянных схваток, и Чистым пришлось столкнуться с полностью одоспешенным и вооруженным ветераном грау. Он расправлялся с противниками с пугающей легкостью, и толпа вскоре отхлынула, оставив в доме и на мостовой десятки тел. Бывший гвардеец же, не довольствуясь этим, ворвался и в жилище Тидша, разметав проникших туда погромщиков. На другие улицы он соваться не стал, зато рядом с его домом больше не рискнул показаться ни один фанатик.

Пока в Ортсмуте лилась кровь, городская стража заперлась в казармах и бездействовала несколько часов. Лишь глубокой ночью в озаряемый пожарами город были введены войска, разогнавшие погромщиков. А через неделю к восторгу толпы возглавлявшего городскую стражу пожилого септима прилюдно казнили. Прежде чем палач заткнул ему рот, ветеран в страхе выкрикивал какие-то бредни о том, что у него был приказ не вмешиваться…

Лежа в кровати, Винстон постоянно вспоминал погибших друзей. Он жалел, что был в беспамятстве и не смог почтить их память на похоронах. Торстен, услышав от него об этом, лишь зло рассмеялся:

— Жалеешь?! Да я бы многое отдал, чтобы не видеть глаза их матерей, не слышать их рыдания! Они ни слова не сказали, ничем меня не попрекнули. Но клянусь тебе, в дрожании их губ, в немом укоре их сгорбленных фигур, в исполненных боли глазах я отчетливо видел, что это я должен лежать в земле, а их сыновья жить!

Винстон потрясенно смотрел на друга. Никогда еще Торстен не говорил так красиво, никогда его слова не были так страшны, ведь они отзывались в его душе той же болью, что терзала норда. Юноша и сам не раз думал, что виноват в произошедшем. Сумей он воззвать к Воздуху — и его друзья были бы живы. Именно в такие моменты, сжимая кулаки от беспомощности что-то изменить и спасти ребят, Винстон исступленно, раз за разом клялся себе, что никогда не даст повториться подобному. Он освоит искусство обращения к великой Стихии и больше никогда не будет беспомощен.