Константин Ветошко - Три грани рока

Псы захлебывались от лая и рвались к юноше, а он просто стоял и смотрел куда-то вдаль. Губы пленника беззвучно шевелились, а во взоре плескалась такая тоска, что Торстен поспешно опустил глаза, боясь встретиться с ним взглядом.

Пронзительно что-то закричав, хозяева спустили псов и одновременно кинули под ноги рабу кинжал. Пленник метнулся вперед, успев крепко стиснуть в руке наборную рукоять и кувырком уйти от броска самой шустрой из собак. Юноша только начал подниматься, когда в прыжке взвился еще один пес. Быстрый взмах руки — и собака, скуля, отскочила, роняя кровавые брызги с располосованной морды. Окружавшие ристалище горцы разразились криками.

Но, отгоняя четвероногого хищника, пленник на секунду отвлекся. Третий пес оказался проворнее, и его клыки сомкнулись на левой руке заоравшего не столько от боли, сколько от неожиданности и страха горца. Он с силой вонзил клинок в грудь собаки, но та, яростно рыча, не разжала челюсти. Юноша еще несколько раз ударил пса кинжалом, но от боли забыл про еще одну собаку. Оказавшись за спиной у пленника, четвероногая бестия в полной мере воспользовалась преимуществом и, взвившись в длинном прыжке, повалила раба на землю.

Окружившие ристалище зрители разразились восторженными воплями. Торстен с отвращением разглядел, что в упоении кричат не только мужчины, но даже женщины и дети. На секунду ему показалось, что вокруг беснуются такие же хищники, как и четвероногий, рвущий на арене отчаянно воющего раба.

Горец еще успел полоснуть лезвием по груди собаки и даже неглубоко вонзить кинжал ей в ребра, но пес, словно этого и не заметив, вцепился юноше в горло. Хрипя и захлебываясь кровью, пленник в отчаянии забился, пытаясь скинуть с себя хищника, но все было напрасно. Через полминуты юноша затих, а пес, не обращая внимания на собственные раны, принялся лакать теплую кровь.

— Скаренные дикари, — сипло прошептал один из гвардейцев, а остальные пленники просто подавленно молчали.

Когда ристалище очистили, двое горцев вновь направились к сбившимся в кучу рабам. Они подошли прямо к солдатам, и сидевший ближе всех Торстен вздрогнул, решив, что пришел его черед. Но хозяева, оживленно о чем-то переговариваясь и посмеиваясь, схватили громко икнувшего толстяка-торговца.

Исула выволокли в центр круга, и только тогда он в полной мере осознал, что происходит. Протяжно взвыв, толстяк рухнул на колени. С его уст слетали бессвязные мольбы, он даже попытался обхватить колени одного из горцев, но лишь получил сильный удар ногой в лицо.

Не спеша хозяева выбрали еще одного раба. Им вновь оказался горец. Этот варвар был уже далеко не юн — покрывающие его кожу шрамы выдавали в нем опытного бойца. Он сам вышел в центр круга, с презрением разглядывая сотрясаемое рыданиями тело толстяка.

Хозяева бросили пленникам пару топоров, и тут же по бокам от ристалища встали несколько лучников. Горец-раб нагнулся и подобрал оружие. Он неспешно выбрал один из топоров, а второй швырнул торговцу. Толстяк в отчаянии взвыл, но даже не попытался взяться за оружие. Варвар шагнул вперед и пнул его по ребрам. Но и после этого пленник продолжал лишь корчиться в пыли и рыдать.

Раздосадованный горец занес над толстяком лезвие, и только тогда торговец судорожно ухватился за топорище. Подгоняемый гортанными криками хозяев, варвар отошел в сторону, позволяя противнику подняться на ноги. Исул с трудом встал и в отчаянии обвел глазами окружающую ристалище толпу.

На лице толстяка мешались слезы и кровь, он постоянно моргал и шмыгал носом. Казалось, что торговец не может поверить в происходящее и жгуче желает поскорее очнуться от этого кошмара. Торстен встретился с ним глазами и вздрогнул, прочитав во взгляде пленника бессильную мольбу.

Раб-варвар неспешно шагнул вперед, поигрывая топором. Толстяк, не прекращая рыдать, в отчаянии поднял свое оружие, но этот жест был настолько неловким и нелепым, что горец лишь рассмеялся и первым же ударом отрубил пальцы, неумело сжимавшие топорище. Жуткие вопли торговца даже на время заглушили восторженные крики толпы.

А пленный горец не спеша расправлялся с противником. Он явно получал удовольствие, убивая имперца медленно. Под рев зрителей варвар рубил еще живого толстяка на куски. А торговец, отчаянно цепляясь за угасающую жизнь, все полз и полз по ристалищу, оставляя за собой кровавый след. Конец его страданиям варвар положил одним сильнейшим ударом, отделившим голову от тела. Подняв ее за волосы, горец довольно рассмеялся и с презрением швырнул в толпу. Потом он с задумчивым видом покачал в руках топор, но, покосившись в сторону лучников, все же разочарованно швырнул измазанное в крови оружие охранникам.