Array Kagami - Карабас и Ко.Т

И я ничего не могу сделать. Единственное, что сумел — вылечить Дога. А Винсу помочь не в силах. Вампир должен регенерировать сам. И он бы уже десять раз регенерировал, если бы не прошел третью ступень отречения. И это тоже из-за меня. А я-то, дурак, радовался, что так все у него хорошо складывается, что воля у него железная! Теперь за свою волю здоровьем расплачивается. А что мне стоило предупредить, чтобы держались в Звездном казино все вместе? Может тогда Винсент и не сыграл бы на свое желание… Да еще Лера над ним трясется, а ему от этого только хуже. Он за нее переживает. Он вообще ответственный, хоть и старается этого не показывать. И не слепой, кстати, в отличие от меня. Сына он любит и к ученице своей привязан… Тяжело ему. А ведь не вытащи я их из родного мира, и все могло бы сложиться иначе…

Я лежал в своей комнате и думал о них, о себе, о жизни, которой мы все оказались лишены в той или иной степени. Как бы ни винил себя Эрмот, виноват во всем был я один. Это я впустил в мир Тьму, я позволил ей возродиться. Сегодня Аль сказал, что нам хватит прохлаждаться. Он прав. Три дня мы зализывали раны — физические и душевные. Кто как мог. У кого-то получилось, у кого-то нет. Вру. Ни у кого не получилось. Просто кому-то удавалось лучше скрывать свои чувства, кому-то хуже. Все собрались на ужин, но стояла такая тишина, словно никого в соседнем помещении не было. Даже все те вкусности, что по-прежнему готовила Леринея, казалось, боялись пахнуть аппетитно и больше не заманивали в уют кухни.

Есть мне не хотелось. Еще меньше хотелось видеть соратников. Смотреть, как они отводят взгляды и делать вид, что так и должно быть. Наверное, я задремал, потому что когда в прихожей послышались голоса, для меня это было полной неожиданностью: я не слышал, как открылась дверь кухни. Голоса были настолько тихими, что мне пришлось напрячься, чтобы понять, кто и о чем говорит.

— Дурочка, я же о тебе беспокоюсь! — это Винсент. И тон у него совершенно безнадежный. — Он вампир. Убийца. А я обещал присмотреть за тобой…

— Я знаю, Винс, и я тебе благодарна, — это уже Лера. Плачет, что ли? — Но… сердцу ведь не прикажешь… Ты должен понимать… Я ведь знаю… теперь знаю, что это ты писал те письма… но…

— Но ты об этом узнала слишком поздно, — сарказм так и сочился. — Сам дурак. Нужно было тебе сразу сказать. Тогда ты, возможно, влюбилась бы в меня, а я достаточно мерзкий тип, чтобы ты быстро протрезвела.

— Никакой ты не мерзкий, Винс. Ладно, держись крепче.

— Я и сам могу подняться по лестнице.

— Можешь, можешь. Но левитировать быстрее.

В наступившей снова тишине я задумался о том, что произошло между Кевином и Лерой. Что-то произошло. Определенно. И дело не в том, что он умер у нее на руках. Когда мы вернулись, она долго о чем-то говорила с Морганой, а потом во всеуслышание заявила Винсенту, что любит Валета и отказываться от своего чувства и предавать его не собирается. Смело. И безрассудно как-то. А Дог…

Хлопнула дверь, раздались тяжелые шаги. Потом легкий скрип сообщил, что из кухни вышел кто-то еще.

— Эрмот, погоди! — легок на помине.

— Я иду спать, Дог. Завтра будет трудный день. Тебе тоже следует выспаться, — голос у Делимора ровный, ничего не выражающий. Так он разговаривал все эти три дня.

— Эрмот, так нельзя! — ой, а мальчишка-то тоже вот-вот разревется. Хотя, какой он мальчишка… — Хватит!

— Дог?

— Что ты с собой делаешь?! — два быстрых шага, дробный стук кулачков по груди. — Прекрати! Слышишь?! Прекрати казнить себя! Ты не виноват! Это война! Ты не должен!

— Дог… — мне не хотелось слышать, что будет дальше, но я все равно слушал. Довел Эрмот девчонку. Расплакалась. А он, оказывается, такой же дурак, как я. Слепой дурак. Он ведь знает, что Дог был девушкой в своем мире. Никто от него этого не скрывал. Почему же не видит, что с ней? — Дог, ты… Не надо, слышишь. Не надо, я же не знал, мальчик, — убил бы идиота! — Ну, хватит. Я здесь. Я не брошу тебя. Ты ведь тоже меня не бросишь?

— Давай не будем об этом, — холодно, отстраненно — опять обиделась. — Пока не будем. Потом, когда все закончится… Тогда и поговорим. Если ты захочешь.

— Глупый, ты же знаешь, что захочу.

— Посмотрим.

— Дог! Проклятье!

Смылась, что ли? Ну да, Эрмот же летать так и не научился. Тяжело ему придется, если, вернув собственное тело, Дог решит поймать его на слове. За слепоту нужно расплачиваться. И совсем мне его не жалко. Я буду только рад, если эта девушка собьет с него спесь. А то такой весь из себя крутой и самоуверенный, лорд Белых доспехов… А по лестнице вон как тяжело поднимается — медленно, задумчиво.