Array Kagami - Карабас и Ко.Т

Импозантный мужчина средних лет уютно устроился в кресле у камина с бокалом бренди в руке. Веселые блики пламени резво играли в догонялки на гранях хрусталя и поверхности янтарной жидкости. Но не извечное атавистическое притяжение огня владело расслабленными мыслями отдыхающего человека. Взгляд его все время поднимался к большому, почти в человеческий, рост зеркалу, висящему над каминной полкой. Надо заметить, что зеркал в кабинете — помещении, вроде бы, по определению рабочем — было до странности много. Но не будем злоязычными и не станем подозревать хозяина этой комнаты в нарциссизме. В конце концов, его внешность, шарм, лоск, вкус, обаяние — все то, что принято называть харизмой — давали ему полное право любоваться самим собой.

Сделав небольшой глоток, мужчина расслабленно опустил руку и снова покосился на зеркало. Мимолетно улыбнулся собственному отражению. Поправил галстук и воротничок крахмальной сорочки. Щелчком стряхнул с джинсов несуществующую пылинку.

Легкий шелест ветерка тронул листья растущего в большом горшке деревца, один из пестрых цветов-грамофончиков сложился в изящные губки и произнес:

— Я закончила, господин ректор, я вам еще нужна? — в вопросе явственно сквозила надежда на положительный ответ.

— Нет, Кисания, крошка, на сегодня все, — разочаровал вопрошающую господин ректор.

— Но как же… — постаралась не сдаться та.

— Иди домой, Киса, — увещевающе произнес мужчина, — завтра будет новый день, и ты ведь знаешь, — в его голосе зазвучали нотки обещания, — у нас будет, чем заняться.

— Как скажете, — обиженно протянул цветок.

— Да, кстати! — встрепенулся вдруг хозяин кабинета. — Серенити так и не появлялась?

— Нет, господин ректор. После того, как вы ее куда-то отправили и она ушла очень воодушевленная, ее, кажется, никто больше не видел.

— Странно… Ну, на этом все, Кисания. До завтра, дорогая.

— До завтра, господин ректор.

Цветок печально вздохнул и снова стал самим собой. Подождав, пока хлопнет дверь приемной и стихнет стук каблучков очаровательной секретарши Кисании, господин ректор снова улыбнулся своему отражению, придирчиво поправил выбившийся из прически волосок, залпом допил бренди, встал и потянулся.

— А может, стоило ее оставить? — задумчиво произнес он, но тут же сам отмахнулся от этой идеи: — Совсем не хочется колдовать. Лучше расслабиться.

Эта мысль снова вызвала улыбку на его лице. Какое же все-таки счастье, что поддержание моложавого вида и обаяния теперь перепоручено удивительному и совершенно необъяснимому артефакту! Хоть из-за этого не приходится напрягаться! А при его специализации внешность — это все!

Упругой походкой мужчина пересек кабинет и остановился у висящего в рамочке на стене диплома. Влив в руку капельку силы, осторожно коснулся углов рамки. Та начала оплавляться, открывая провал в пространственный карман, служивший магическим сейфом. Когда участок стены с дипломом перестал существовать, взору господина ректора предстала… всего лишь пара сапог. Странных, надо сказать, сапог — явно не человеческих. Такого размера у человека быть просто не может. Сугубо теоретический вопрос о том, какому существу могли принадлежать прежде эти сапоги, иногда на досуге занимал пытливый ум ректора. Но, по большому счету, ему было все равно. Хотя, поверьте, дорогой мой читатель, уж вы бы сразу догадались, кто истинный хозяин этой миниатюрной обуви.

Господин ректор ласково провел пальцами по изящному теснению голенища, коснулся печально звякнувших шпор.

— Лучшая сделка в моей жизни! — прошептал он. — Подумать только! Такое чудо в обмен на всего лишь кусочек горного хрусталя! Воистину, вы оплошали, коллега! Но я очень надеюсь, что на моем веку вы не найдете их истинного хозяина и не потребуете расторгнуть договор.

Еще раз коснувшись глянцевого шевро, маг махнул рукой и восстановил стену. Легкая улыбка по-прежнему играла у него на губах, когда он снова наполнил свой бокал. Но вдруг, словно какая-то очень неприятная мысль посетила его голову, господин ректор нахмурился.

— А если все же найдет? — настороженно пробормотал он. — Нужно бы что-то придумать! — на несколько минут он застыл в напряженных размышлениях, а потом лицо его разгладилось. — Ну, тогда я просто лишу его обменного фонда! — фыркнул он. — Мало что ли на свете прекрасных дам, которые с радостью согласятся сделать мне одолжение!