Эрик Ниланд - Слуги света, воины тьмы

Сработал инстинкт. Инстинкт не раз спасал ему жизнь.

Некогда было размышлять. Прежде чем Одри Пост произнесла еще хоть слово, Уэлманн выстрелил три раза подряд.

Ослепленный вспышками пламени, он заморгал.

Через долю секунды его зрение прояснилось, и в это мгновение он заметил блеск стали около своей шеи.

Никто не смог бы двигаться так быстро, кроме…

Нож Одри Пост рассек его сонную артерию и перебил позвоночник.

Фиона вышла из дома, остановилась на тротуаре, одернула платье и попыталась расправить его на груди. После спринтерского бега по лестнице платье смялось еще сильнее.

Было тепло, хотя лето заканчивалось. Солнце поднялось над горизонтом. Фиона, прищурившись, посмотрела на него и очень пожалела о том, что не надела шорты с футболкой.

Позади нее хлопнула дверь. Вышел Элиот.

— Нечестно, — выдохнул он. — Ты… выбежала раньше… чем я успел завязать шнурки.

— Я выиграла. Смирись с этим. — Фиона нахмурилась. — Как тебе этот мистер Уэлманн?

— Бабушка сказала: «друг семьи», — покачал головой Элиот. — Но у нее никогда не было друзей, которые бы вот так заявлялись без предупреждения.

На самом деле они вообще не знали никаких друзей бабушки. Фиона пошла по Мидуэй-авеню. Элиот нагнал ее.

— Думаешь, он знал папу или маму?

— С чего бы еще нас так быстро выставили? — пожала плечами Фиона.

«Не бередите старую рану». Так обычно говорила Сесилия, когда они пытались расспросить ее о родителях. «Думать о прошлом, когда узнать о нем нечего, — добавляла она, — это все равно что расковыривать болячку».

Но Фиона хотела знать хоть что-нибудь — что угодно, — все на свете о своих родителях. Они были для нее чем-то вроде гигантского пазла, который только и ждал, чтобы его собрали… но коробку с деталями бабушка спрятала на верхней полке шкафа, так высоко, что Фиона не могла до нее дотянуться.

— Какая разница? — спросила она. — Что изменилось бы, если бы мы услышали какое-нибудь вранье от этого Уэлманна?

— Ничего, — еле слышно ответил Элиот.

Фиона прикоснулась к гладкой, слишком блестящей ткани праздничного платья, топорщившегося на бедрах и туго стягивающего грудь. Она знала, что выглядит нелепо. Девочка посмотрела на брата. Коллекция ярких полосок. Но он хотя бы будет работать на кухне, где его никто не увидит.

Тучи закрыли солнце, ветер зашуршал опавшей листвой на обочине.

Фиона принялась обдумывать то, что не вписывалось в ее жизнь, протекавшую словно бы под стук метронома: вчера не было домашнего задания, сегодня бабушка подарила ей книгу Жюля Верна, нарушив тем самым установленное ею же правило. И еще Фиона вспомнила о чашке, которую разбила Сесилия.

Руки у Си дрожали всегда, но раньше она никогда ничего не роняла. Ей уже сто четыре года, и подобный эпизод может быть симптомом инсульта. Фиона не представляла себе жизни без прабабушки. Точнее, она не могла представить себе жизнь с одной только бабушкой.

— Думаешь, с ней все будет в порядке? — спросил Элиот.

— Си? Да. Она — кремень.

— А как ты догадалась, что я спросил про нее? — раздраженно поинтересовался Элиот.

Фиона пожала плечами.

— Просто я сама сейчас думала о разбитой чашке.

— А ты заметила, как бабушка посмотрела на осколки?

Этого нельзя было не заметить. Бабушка так уставилась на эту несчастную разбитую чашку, словно ее глаза уподобились лучам лазера… Как будто подсчитывала отдельные молекулы в каждом осколке.

У Фионы руки покрылись гусиной кожей. Окружающий мир словно бы накренился; тучи на небе потемнели.

— Слушай… — прошептал Элиот.

Но Фиона не слышала ничего. Казалось, кто-то щелкнул выключателем. Ни машин, ни птиц; даже провода над головой перестали жужжать.

Однако в этой странной тишине раздавалось непонятное постукивание; Фиона его скорее ощутила, чем расслышала. Звук пульсировал у нее в солнечном сплетении.

А потом к стуку прибавились едва различимые высокие ноты — изменяющийся ритм. Звуки доносились с той стороны, куда направлялись близнецы.

Элиот устремился навстречу этим звукам. Фиона поспешила за ним. С каждым шагом она все больше теряла ориентацию в пространстве.

Странно… Ей хотелось бежать вприпрыжку. Словно она была маленькой девочкой и очень долго играла в «классики». Элиот резко остановился напротив подворотни. Старик-оборванец сидел на обычном месте, скрестив ноги. Он улыбался и играл на скрипке. Рядом с ним на земле лежали маленькие конвертики. Из некоторых торчали хвостики скрипичных струн. Смычка у старика не было, поэтому он держал инструмент на коленях, одной рукой водил по грифу, а другой проворно щипал новенькие струны. Его пальцы походили на маленьких танцующих человечков.