Эрик Ниланд - Слуги света, воины тьмы

Фиона попыталась разгладить морщинки на платье, но у нее ничего не получилось.

— На что ты пялишься? — одарила она брата сердитым взглядом. — Ты себя хорошо чувствуешь? Гипоксия? Или аноксия?

— В мой головной мозг поступает достаточно кислорода.

Играя в «словарные дразнилки», Фиона для начала предпочитала пользоваться медицинскими терминами. Хорошо, что Элиот за последние дни проштудировал кое-какие книжки, стоявшие на полках в ванной.

— Переключилась бы ты в своих исследованиях с ангиологии на что-то более подходящее к твоему умственному состоянию. На лимакологию.

Темные брови Фионы сошлись на переносице.

Он ее сразил. С «логией» все было в порядке. Проще простого. Это всегда означало «изучение». А вот «лима»… Над этим Фионе предстоит поломать голову. Даже по их меркам, слово было сложное. Видимо, сегодняшняя игра в «словарные дразнилки» окажется самой короткой.

Элиот оставил задумавшуюся Фиону у двери и зашагал по коридору, почти паря в воздухе.

У него за спиной послышался шепот сестры:

— Скользкая загадка, которое родило твое скользкое серое вещество.

Элиот остановился. Довольная усмешка исчезла с его лица. Догадалась? Так быстро? Он обернулся.

— Как?

И поспешно закрыл рот, но слишком поздно. И винить было некого — он сам сделал единственно возможную при игре в «словарные дразнилки» ошибку: попросил объяснения.

Теперь улыбалась Фиона.

— На секунду ты меня обескуражил. — Она склонила голову к плечу. — Сначала я подумала, что речь о слове «лемма» — «предположение» по-гречески, — как в слове «дилемма», означающем необходимость выбора между двумя предположениями.

Она читала ему лекцию, чего Элиот терпеть не мог. Но таков был главный приз в их игре, и Фиона имела на него право.

— На самом деле мне помогло твое упоминание об «умственном состоянии». Я догадалась, что речь идет о чем-то скользком или липком… и сразу же вспомнила, что Umax maximus — это леопардовый или простой садовый слизень. А потом все было легко. — Фиона щелкнула пальцами. — Лимакология — изучение слизней. Отличное слово. Надеюсь, ты не приберегал его для особого случая.

— Ну и ладно, — буркнул Элиот. — Счет ноль — ноль.

Фиона догнала его, они вместе вошли в столовую. И остановились на пороге, потрясенные тем, что увидели.

Стол, обычно заваленный бумагами и книгами, был расчищен, отполирован до зеркального блеска и застлан кружевной скатертью, которая, правда, сюда совершенно не подходила. На столе стояли четыре фарфоровые тарелки, а возле них лежали льняные салфетки и серебряные вилки.

Поперек витражного окна, между книжными шкафами, висел транспарант, склеенный из полей газетных страниц. На нем маркером, которым Сесилия метила белье, отдаваемое в прачечную, было написано «С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ». Несколько последних букв слиплись — видимо, каллиграфу не хватило места.

Но в бабушкином доме не должно было быть никаких украшений.

В прошлом году Сесилия приготовила для Фионы и Элиота открытки. На каждой из них был наклеен вырезанный из черного картона портрет в профиль. Портреты получились очень похожими. Элиот просто не мог представить себе, как Сесилия сумела вырезать их своими дрожащими руками. Наверное, она делала это очень долго.

Но бабушка забрала открытки, и больше они их не видели. Она заявила, что это нарушение правила номер одиннадцать.

ПРАВИЛО № 11: «Никакого рисования (карандашом и красками), лепки, папье-маше, никаких попыток воссоздания природных объектов или абстрактных понятий за счет приемов искусства (традиционного, современного, электронного и постмодернистских интерпретаций)».

Это правило Элиот про себя окрестил правилом «отмены искусства и ремесел».

Что же — этот транспарант не считался нарушением правила?

За дверью кухни послышалось тихое пение Сесилии. Кроме ее голоса из кухни доносились запахи печеного хлеба, жженого сахара и цитрусов. Си готовила завтрак.

Элиот обернулся. В коридоре никого не было. Пока его никто не видел, можно было вернуться в свою комнату и притвориться, будто проспал, а потом убежать на работу — чтобы не пришлось поедать «особое угощение», приготовленное Си.

Фиона коснулась его руки.

— Не надо, — прошептала она. — Си так старается.

Элиот вздохнул. Прабабушка действительно старалась. Он любил ее за это и не хотел огорчать.

Дверь кухни открылась. В столовую, пятясь, вошла миниатюрная Сесилия. Сегодня на ней было «хорошее» белое платье с кружевными манжетами и шуршащими нижними юбками. Она обернулась, и Элиот с Фионой увидели, что ее морщинистые руки держат трехслойный земляничный торт. Лучисто улыбнувшись, Сесилия водрузила торт на стол.