Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — курфюрст

Слуги внесли и расставили по столу холодные закуски. Один вытащил из шкафа два серебряных кубка, второй быстро и красиво налил вина.

— Промочи горло, — посоветовал Барбаросса. — Как бы ни добирался быстро на своем черте, но пыли наглотался.

Еще двое слуг внесли впереди себя, откинувшись назад всем корпусом, целиком зажаренного кабана.

Барбаросса вскинул в удивлении брови, а один из слуг объяснил виновато:

— В прошлый раз собачка сэра коннетабля сперла у нас из кухни именно вот такого… Так лучше уж мы сами, Ваше Величество…

— Разумно, — одобрил Барбаросса и продолжил, обращаясь ко мне: — Как видишь, у меня даже самые низшие слуги делают то, что считают нужным для короля и королевства. И даже для собачки. И меня не спрашивают! Вот как обесценилась моя власть…

Я сказал с глубоким уважением:

— Ваше Величество, я уже малость побывал в шкуре отдающего приказы. Это только дураку приятно, да и то в первые дни, покрикивать и повелевать, а потом понимает, что это такая нудная и грязная работа, у золотаря и то чище… И каждый начинает выстраивать ее так, чтобы делалась без окриков и подталкивания как бы само по себе, без напоминаний и указывания пальцем. Вам это удалось, искренне восхищаюсь и завидую. Сэр Уильям сейчас говорит в зале те же слова, что говорили бы вы…

Он вяло отмахнулся.

— Лучше. Удивляюсь, этот старый зубр все время учится, а мне как о стенку горохом!

Под столом довольно урчало, чавкало и взрыкивало, словно сам Барбаросса там пирует напропалую.

Барбаросса прислушался к хрусту костей, довольно и с некоторой завистью заулыбался.

— Вот кто самый счастливый.

После холодной закуски принесли горячую, я ел быстро, король лениво погрыз чуть гусиную лапку и бросил ее под стол, там довольно клацнули зубы, мгновенно захрустели перемалываемые тонкие косточки и снова продолжился труд над кабанчиком.

Не переставая работать над гусем, я очень подробно рассказал, как вторглись в Гандерсгейм, как войска из Фоссано, мудро и своевременно посланные Его Величеством, с легкостью захватывали королевства… да-да, королевства!.. не меньше двух десятков захватили с ходу, потом вышли к океану, а в это время я начал строительство большого флота из гигантских кораблей, вы не поверите, Ваше Величество, каких огромных, а сам на двух каравеллах, так называются гиганты чуть поменьше, совершил рейд в океан и обнаружил там целый архипелаг, который Его императорское Величество Генрих Третий пожаловал мне вместе с титулом эрцгерцога…

Он пробормотал:

— Уже эрцгерцог?.. Господи, а еще не вечер.

Сэр Уильям явился раньше, чем я предполагал, еще от двери сказал успокаивающе:

— Важных вопросов не было, а мелочи разберут сэр Теодор и сэр Каспар. Я с вашего милостивого разрешения их давно натаскиваю.

— Разумно, — сказал Барбаросса.

Сэр Уильям спросил с интересом:

— Что наш дорогой друг сумел украсть кроме подсвечников?

— И двух полков отборной конницы, — проворчал Барбаросса, — но пока темнит.

— Значит, — предположил сэр Уильям, — сопрет, так уж сопрет… Сэр Ричард?

Он, как и король, посматривал на меня с непонятным удивлением в глазах, а когда на лице начало проступать выражение крайней подозрительности, я спросил прямо:

— Сэр Уильям, что-то случилось?

— Не знаю, — ответил он. — Это, вообще-то, вопрос к вам, сэр Ричард.

— Какой?

— Что-то случилось? — произнес он с расстановкой. — Точнее, катастрофа?

— Ну почему, — пробормотал я с неудовольствием, — как я, так и катастрофа…

— Серьезный вы больно, — пояснил он. — Все прошлые разы, когда мы виделись, вы сверкали и бурлили, как водопад шуток и острот, кусали и злили, а сейчас вас не отличить вон от тех статуй. Или настолько огосударствились?

Я помолчал, вздохнул и ощутил, что прозвучало настолько тяжело, что да, катастрофа, мне не до шуточек.

— Все вместе взятое, сэр Уильям. Короны, оказывается, тяжелые штуки. На мне сейчас эрцгерцожья, и то шея подламывается. Соболезную Его Величеству.

— Да что случилось?

Он тяжело опустился за стол, цапнул кубок с вином, разом осушил, лицо слегка порозовело, а он покрутил головой, дескать, хорошо-то жить, оказывается, кто бы подумал.

Я вздохнул и сам ощутил, как медленно темнеет мое лицо, гаснет блеск глаз, а улыбка превращается в гримасу.

— Вы меня предупреждали, — сказал я невесело, хотя и не помнил, чтобы предупреждали, но лучше такое сказать самому, чем обязательно скажут они, — говорили, чтобы я не зарывался… Но, увы, теперь вижу, что вовсе не мудрый и предусмотрительный, каким себя считал, а дурак дураком. А еще и самоуверенный без меры…