Ольга Денисова - За Калинов мост

- Да ничего. Сейчас тряпочку приложим, и все пройдет. Не бойся.

Старуха вынула из кармана что-то вроде носового платка, вытащила из-под столика бутыль с мутно-белой жидкостью, похожей то ли на молоко, то ли на самогонку, и плеснула немного на тряпку.

- Мертвая вода. Запоминай, все раны исцеляет, кости сращивает, даже голова отрубленная на место прирастет, если ее мертвой водой сбрызнуть.

- Что, и человек оживет? - Маринка поморщилась от прикосновения носового платка к лицу.

- Нет, - усмехнулась старуха, - на то живая вода нужна.

- И где берут эту живую воду?

- Лучше бы спросила, где берут мертвую. Живая вода в ручейке бежит, на крыльцо выйди да посмотри. Глубоко, конечно, но достать-то можно. А мертвая вода - в молочной реке Смородине. И попасть туда непросто.

- И как, если у меня есть и живая и мертвая вода, я кого хочешь оживить могу?

- Увы. Если бы это было так! Люди бы вообще не умирали.

- Тогда зачем живая вода нужна?

- Не скажи. Нужна. Из царства мертвых вернуться. Не твоего ума дела, в общем. Что ж тебе приснилось-то, что ты с лицом своим такое сотворила?

Маринка посмотрела в зеркальце - ни одной царапины не осталось, будто их и не было. Еще одно волшебство… И лицо вроде бы помолодело: исчезли недавно появившиеся «гусиные лапки» вокруг глаз, щеки зарумянились, глаза заблестели.

- Мне приснился монах, - с готовностью ответила она, - он мне с самого детства снится. Я его называла «человек-смерть». Только сегодня он был еще и змеей.

- Монах? Ну-ка расскажи мне про этого монаха. Может, ты и наяву его встречала?

Маринка хотела рассказать про заброшенный пансионат, в котором они видели оборотней, но вовремя вспомнила о клятве огнем. Игорь так строго относился к обещанию, что она сама наконец начала принимать его всерьез.

- Нет, не встречала. Он мне только мерещился, - сказала она, - в сером балахоне, с капюшоном.

Старуха насупилась и замолчала, как будто размышляла о чем-то. А потом начала говорить.

- Знаешь ли ты, милая моя, что с тобой произошло? Почему смерть на плечо тебе села?

- Нет… - Маринка привстала.

- Я тебе расскажу. Монах этот, как вы его называете, на самом деле, конечно, никакой не монах. Хитрый он, подлец, и сила в нем есть. Моих сторожей он за версту обходит, словно нюхом их чует. И со мной встречаться не хочет, понятно почему. Как уж, верткий и ушлый. Только рано или поздно я его, убивца, достану.

Старуха с недоброй усмешкой потрясла головой.

- А что он сделал? - спросила Маринка.

- Есть на свете такая вещь - ниточка судьбы. И есть время. В этом мире время - всего лишь секунда, которой ты живешь. Прошлого не воротишь, а в будущее не заглянешь. Ниточка судьбы вьется и через эту секунду перекатывается. И если на ниточке завязать узелок, то она разорвется, как только узелок до этой секунды добежит. Вот этот подлец на твоей ниточке узелок и завязал. Человек с узелком на судьбе чует его, знает, сколько ему осталось, а узелка развязать не может.

- А почему я никому не могу сказать, сколько мне осталось? - спросила Маринка, думая не столько о себе, сколько об Игоре.

- Потому что надеешься. Вслух сказанного не воротишь, не изменишь. Слова - штука странная, вещная. Словом беду отвести можно, а можно приманить. Поэтому человек с узелком и спешит кому-нибудь рассказать о своем знании, отвести беду. Но открыть постороннему свою судьбу - это уже совсем другое, это опасно, это судьбе наперекор пойти, а судьба этого ох как не любит! Так что и не говори никому, ничего хорошего из этого не выйдет.

- А зачем ему это понадобилось? Почему он это сделал?

- Решил, что имеет право чужой жизнью распоряжаться. Без малого сотню человек погубил. Недаром он тебе в кошмарах снился. «Человек-смерть»! Так и есть, точно так и есть. Убийца, хитрый и безжалостный.

- Но почему? Я не понимаю! Это что, искусство ради искусства? Или он, как Раскольников, Наполеоном решил сделаться?

- Да нет, Наполеоном ему быть неинтересно, - старуха проглотила и Наполеона и Раскольникова, как будто знала о них всю жизнь, - тут другое. Люди с такими способностями очень несчастны, если разобраться. Они не видят в жизни радости. Чем сильней они становятся, тем меньше им нужна их сила. Есть те, кто смиряются с этим, живут игрой ума или тихо прозябают где-нибудь в глуши. Но если в человеке что-то пошло вкривь, если он не умеет увидеть мира таким, какой он есть, не чует его лада и порядка, тогда он ставит себе задачу, которая идет вразрез с этим порядком. И думает, что, добившись цели, будет счастлив. Нет, не будет.