Найрэ: Тень Хаоса

Знаешь, Сель, а ты никогда не думала, как это глупо разговаривать с лошадью?! Вот именно поэтому ты никогда мне не отвечаешь. Умная лошадь просто не желает говорить со своим не в меру глупым хозяином.

Вот смотри, каждый день я делаю зарубки на доске. Их тут уже тысяча девяносто пять. Тысяча девяносто пять дней. Может быть, больше, может, меньше, но это три года или около того. Три года мы с тобой скитаемся здесь, в Диких Землях, терпим беды и лишения. Всему же должен быть конец. Правда, логическим концом всего было бы, если нас с тобой вдруг съело бы какое-нибудь чудовище, но это будет весьма неприятно. Нужно куда-то уходить.

Если верить разбойникам, с которыми мы вчера так мило посидели у костра, то здешний тракт ведёт в столицу империи — город с труднопроизносимым человеческим названием. Говорят, там есть чем заняться. Мне страшно это осознавать, но я скучаю по обществу. Я говорю с тобой только для того, чтобы не разучиться говорить. Мы с тобой и так понимаем друг друга без слов. К тому же молчаливые беседы куда интеллектуальнее, чем болтовня с этими дикарями. Нет, они милые, забавные, свято верят в то, что я злой дух и хозяин леса. Что ж, я польщён. А стоило всего лишь один раз показать им звериные когти и злобно посмотреть. Люди крайне впечатлительны.

Надо уходить, иначе я покроюсь листвой и пущу корни. Лес дурно на меня влияет, я уже начал разговаривать с животными. Правда, они не отвечают. Скоро я начну думать, что я бог — молюсь и понимаю, что говорю сам с собой.

Меня пугает предстоящий путь, но мне так же страшно оставаться здесь. Понимаешь, недавно куда-то исчезли все птицы, все до единой, затем и все звери в окрестности разбежались. Я бы мог, конечно, решить, что они все испугались меня, но не так уж я и страшен. Да, я три года не смотрелся в зеркало, но всё же я свято верю в свою неотразимость. Но я не об этом сейчас. Мне кажется, тут твориться что-то странное. Лес словно отторгает меня. Говорят, такое бывает, если чем-то не угодить местным духам. Меня, наверное, долго вытерпеть невозможно.

Но, так или иначе, я уезжаю отсюда в империю, а если не понравится, поедем ещё куда-нибудь.

День неумолимо клонился к закату. Последние лучи солнца исчезали за горизонтом, озаряя небо розовато-красными отблесками. Птицы чёрными точками носились в вышине, не желая снижаться, дабы возвестить о долгожданном дожде. Жара, стоящая в этих местах уже несколько месяцев, всё не спадала. Несвойственная погода для империи, привыкшей к дождливому и короткому лету.

Одинокий всадник стремительно приближался к воротам Тирвальдена. Белая лошадь галопом неслась по тракту, поднимая за собой облако пыли. Ветер неистово свистел в ушах наездника, стремящегося успеть в город до закрытия ворот. После наступления темноты внутрь уже никого не пускали. А коротать ночь под стенами не было особого желания.

Время дежурства подходило к концу. Это не могло не радовать Джорни. Он ещё раз поправил спадающее на глаза забрало шлема, который был ему не в меру велик (а подшлемник не спасал его и без того мелкую голову) и вздохнул в предвкушенье кружки пива.

Наконец-то долгожданный сигнал об окончании смены, и можно отправиться в кабак. Сердце молодого стражника возликовало. Он даже немного замечтался и получил лёгкий удар по шлему от напарника, в голове неприятно загудело. Требовалось ещё закрыть эти треклятые ворота и опустить железную решётку.

— Эй! Постойте! — раздался чей-то требовательный голос с обратной стороны.

— Всё поздно! Жди утра! — ответил начальник стражи, через небольшое окошечко разглядывая диковатого вида нелюдя. — Шляются тут всякие!

Незнакомец произнес несколько отрывистых слов на чужом языке, которые, скорее всего, являлись ругательствами.

— Давай проваливай отсюда! — крикнули стражники. — До утра никого не пускаем!

— Ну ладно, как хотите, — произнёс нелюдь, разворачивая лошадь.

Он отъехал на несколько метров, затем стремительно рванул обратно. Высокие ворота, способные сдерживать натиск целого войска, не стали ему преградой. Всадник на белой лошади попросту перелетел высокую стену. Такого за все триста лет своего существования этот город ещё не видел. Стражники застыли в изумлении.

Приземлившись, он поставил лошадь на дыбы и, помахав, напоследок стражникам умчался в сгущающийся сумрак. Лишь искры из под копыт сверкали, растворяясь в закатном мареве.