Array Array - Красный дьявол и Каменная чаша

-- Как? -- настороженно спросила Ингрид.

-- Видите ли, леди Ингрид, заклинатели старой школы были творцами. Они создавали не просто заклинания, а настоящие произведения искусства. Каждая строка заклинания наполнена оригинальностью его автора. Не так ли, мой мальчик?

-- Да, магистр, -- поспешил согласиться Алан.

-- Напомни мне первые строки, мой мальчик.

-- Алан, нет! -- крикнула Ингрид, но Фостер уже прошептал: "Когда огонь мирозданья..."

В руке магистра блеснул кинжал из неведомого Алану черного металла. Гилкрист с молниеносной скоростью приблизился к девушке и заглянул ей в глаза.

-- Понимаешь, Алан, заклинание работает только при переходе из умирающего тела, -- с отеческой улыбкой проговорил Гилкрист. -- Поверь, так нужно, мой мальчик.

Сознание Алана помутилось. В какой-то момент он осознал, что смотрит на страшную картину со стороны. Он видел, как Гилкрист убрал руку, оставляя в груди девушки клинок. Он видел, как Ингрид пошатнулась, устремляя на магистра взгляд, полный ненависти. И он слышал ее последние слова:

-- Эдмунд это Эдмунд, а Алан это...

Внезапно Алана окутала тьма, и он понял, что падает. Но падение продолжалось и продолжалось, унося Фостера.

***

-- Нет же, Донован готовил хороший эль, а не вино! -- назидательно произнес голос, -- вино готовил Мордред.

-- Какой Мордред? -- переспросил второй голос, -- я не помню никакого Мордреда.

-- Точно, -- согласился первый, -- Мордред жил за двести лет до тебя, но ведь и Донован не раньше. Или ты имел ввиду другого Донована?

-- Что-то я совсем запутался, -- устало вздохнул второй голос, -- я говорю про Донована, что жил при графе Эрике.

-- Нет, тогда я не знаю такого. Да и графа Эрика тоже не припомню. Ну да ладно.

Алан открыл глаза. Прямо перед ним пылал большой камин.

-- Смотри-ка, у нас гость, -- заметил первый голос, -- юноша, как ты себя чувствуешь?

Фостер повернул голову. Рядом с ним в деревянных креслах с высокими спинками сидели два человека. Говоривший, седой старик, приветливо кивнул ему. Второй же, высокий и хмурый был смутно знаком Алану. Он постарался припомнить, где же он мог его видеть и вспомнил. Перед ним сидел сам герцог.

-- Не знаю, -- произнес удивленный Фостер.

Только сейчас он заметил, что тоже сидит в кресле и главное -- тело было опять его, настоящее. И он вспомнил об Ингрид. В голове Алана быстро пронеслась та ужасная сцена. Но затем его ум вновь затуманился. На душе стало спокойно и тихо.

-- Не робей, -- усмехнулся в густую бороду старик.

-- Боюсь, я помешал вам, -- сказал Фостер.

-- Что ты, мы ждали тебя, Алан, -- проговорил старик, -- вам двоим многое предстоит обсудить, прежде чем...

Он многозначительно посмотрел на Эдмунда.

-- Алан Фостер, я не буду говорить о бремени и ответственности, осознание всего этого придет к тебе само, если еще не пришло. Сложилась какая-то странная традиция, не спросив согласия, наделять силой. Но если ты здесь, значит, выбор уже сделан.

Традиция, выбор, бремя -- все это крутилось в голове Фостера, пока не сложилось в одну простую мысль -- теперь он герцог.

-- Вовеки веков, -- усмехнулся старик, -- стало быть, Алан, ты теперь Эдмунд, а ты, Эдмунд -- вольный дух!

Эдмунд встал и подошел к Фостеру. Он протянул руку и Алан, вставший в ответ, пожал ее. Едва Алан коснулся ладони герцога, как в его голове закружились призрачные образы, подобные множеству картин, выложенных на суд зрителя. Юность, сила, надежда, красота, храбрость, любовь, война, решимость -- все это пронеслось перед глазами Фостера. Он отчетливо видел, насколько была прекрасна молодая Маргарет, чувствовал вкус вина и боль раны. Он видел тот день, когда некто заговорил с Эдмундом, единственным выжившим на всем, казалось, бескрайнем поле боя. Его мучила жажда и он, под палящим солнцем, склонился над небольшой лужицей кристально чистой воды, неизвестно откуда взявшейся у самых его ног. Ее прохладный вкус, разливающийся по всему телу и вновь сражение. Он видел искаженные лики поверженных демонов. Теперь он был уже неуязвимым воином. Он слышал стоны и проклятья, сменившиеся ликованием толпы. Вот уже выкрикивают его имя: "Эдмунд! Эдмунд!". Он вернулся к супруге. Счастливая жизнь, омраченная безжалостным ходом времени. Трудные решения, тяжелые мысли, а потом вдруг сменяющие друг друга картины потеряли цвет. Они стали серыми и однообразными. Мысли замедлились и вот он уже сидит в чертогах Юргена. Еще мгновение и Алан отчетливо увидел свое лицо, напряженно смотрящее ему в глаза. Юноша понял, что с этого момента он больше не Алан Фостер. Твердая рука отпустила руку нового герцога.