Олег Яковлев: Маски Черного Арлекина

Они стояли на деревянных мостках пристани, вдыхая холодный соленый бриз и вглядываясь в непроглядную воду, освещенную бледным звездным светом. Море... Мертингер был очень разочарован. Легенды лгали, а менестрели, вырвать бы им языки за такую дерзость, его сильно переоценивали. Сейчас оно казалось ему всего лишь огромной, до безбрежия, черной каменной равниной, на которую кто-то зачем-то дует, отчего ее верхняя грань вся исходит волнами. Гигантский черный обсидиан... Нет здесь той возвышенной красоты, невиданного зрелища, которое завораживает и может навечно приковать к себе взгляд. Есть лишь чернота, смола... и ничего более.

Эльф молча застыл, держа под уздцы коня, а паренек-бродяжка присел на край мостков, свесив босые ноги над волнами и болтая ими в такт прибою. Никто не мешал им – еще к сумеркам вся торговля на набережной уже прекратилась, хотя в ночном воздухе до сих пор витали терпкие запахи рыбы, смолы и краски – самых ходовых здешних товаров. Впрочем, хоть людей и не было видно, корабли никуда не делись.

– Смотрите, милорд! – Мальчишка начал восторженно показывать на темные громадины, выступающие над поверхностью воды в свете редких, свешенных с мачт фонарей. – Вон там – «Гнев Тайдерра» старика Райфена, а вот это – «Гордая Шлюха», Эовер Мерфи, ее капитан – полный болван в мореходстве, но удачлив, как Прóклятый! А здесь швартуется «Черный Лунь» Хенка, но сейчас он в море, ушел далеко на запад. А чуть поодаль – «Расписной Красавец» Джона Тобболта, самая уродливая посудина из всех, что когда-либо выходили в море! А вон там...

Мертингер внимательно посмотрел на паренька. Сияние в серых мальчишеских глазах заинтересовало его куда больше темных силуэтов потрепанных кораблей корсаров. Эльфийский лорд попытался вспомнить, когда в последний раз его самого так волновало хоть что-то в этом несчастном мире, и не смог. Он привык к равнодушию, привык к бесстрастию, обрек себя на затянувшуюся в веках душевную боль. Даже его любовь походила на холодную снежинку, застывшую навеки в его ледяном сердце. Не потому ли Аллаэ Таэль предпочла ему того человека, того самого, чтоб он никогда не рождался, пленника Логнира Арвеста? Предпочла того, в ком горел настоящий, живой огонь.

– Тебе нравятся корабли? – спросил эльф.

– Конечно! – Жакри улыбнулся счастливой улыбкой мечтателя. – Однажды я уплыву отсюда, милорд! Наймусь матросом к хорошему кормчему, буду плавать по грозным морям и увижу далекие страны, вот только заработаю денег, чтобы мама моя могла жить безбедно, и сразу уплыву!

– Далекие страны? Что тебе в них? – поинтересовался лорд, пропустив мимо ушей фразу о бедной несчастной матери. Он отнюдь не собирался осыпать благами всех на своем пути, и чужие невзгоды его не слишком-то заботили.

– Ну как же! – Мальчишка вскочил и затараторил, помогая себе красноречивыми жестами. – Вот, например, вы знаете про остров Кахгарен? Там живут духи стихий! Живые огонь, воздух, вода и земля! Или громадные птицы, парящие над океаном, если плыть далеко на юг, там и земли-то нет, а они все парят! А сколько разных городов можно увидеть, вы бы знали! И имперские, и пустынные, и еще всякие! Конечно, наверное, вы сейчас скажете, что я просто наслушался матросских баек в трактирах. Станете меня отговаривать.

Убедившись, что на мрачном лице господина в темно-зеленом плаще не отразилось ни единой эмоции, паренек заметно приуныл. Да уж, разжалобить эту глыбу оказалось не так-то просто.

– Не стану. – Холодный взгляд лорда кольнул мальчишку почище промозглого ветра. – Я здесь не для того, чтобы лишать кого-то мечты.

– У каждого должна быть мечта, – поежившись, выдавил из себя Жакри.

Похоже, на этот раз он говорил искренне. Но незнакомец уже не слушал, погруженный в какие-то свои мысли.

– Ты напомнил мне брата, – неожиданно сказал эльф. Глаза его стали абсолютно пустыми, как два высохших колодца. – Он был таким же. Когда-то. Мечтал о далеких землях на севере.

– А что с ним стало, милорд? – зачем-то спросил паренек.

– Я убил его, – мрачно ответил Мертингер, мысленно провалившись в жуткие воспоминания глубиной в более чем семь сотен лет, в тот роковой год, когда это случилось. – Вернее, обрек на смерть, после того как он убил нашего отца.

– Простите.

– Нечего прощать, – резко сказал эльф, его синие, как лед, глаза наполнились давней, но незабытой болью. – Слишком поздно прощать.

Мертингер повернулся к воде, прошептав несколько слов на непонятном для мальчишки языке, в котором слились мелодичность волн и порывы ветра. Потом положил правую руку на что-то выступившее слева из-под плаща.