Олег Верещагин: - Путь домой. Книга вторая

Кто-то отчётливо сказал за спиной: «Ну и что, ну и пусть — как хочется… ладно, да…» Ромка оглянулся, понял, что это во сне. Ясо перевернулся на живот, что-то пробурчал — говорил не он. Остальные спали спокойно.

Ромка вздохнул и поморщился, слушая барабаны. Его взгляд упал на Олега Верещагина, и Ромка подумал, насколько странной и в то же время приятной оказалась их встреча. В своё время он мечтал стать его другом и ужасно жалел, что между ними — пять лет разницы. Для Олега он был восторженным болельщиком-младшеклассником, который ходит на каждую схватку… ну или сыном библиотекарши, который поглядывает, как старший мальчишка с серьёзным лицом листает толстые непонятные книги…

А сейчас — сейчас они были ровесниками! Эта мысль неожиданно насмешила Ромку. Больше того — он был на три или четыре месяца старше! Физически…

Ромка вздохнул — коротко и печально. Нет. Ровесник — да, может быть… но не ровня. Нет. Не ровня. Они жили бок о бок, но в определённой степени были даже дальше, чем там, в Кирсанове. ЗдешнийОлег был воином и героем. На самом деле, не как в книжках или кино… вернее — как раз как в книжках или кино, но по правде. Иногда он казался совсем прежним — когда смеялся или дурачился с остальными, когда просто сидел и думал, когда спал… Но иногда его лицо твердело, на лбу становился виден тонкий шрам, и слова его делались несгибаемыми, отточенными и определёнными, как остриё его же палаша, а между ним и остальными отчётливо проступала прозрачная, но непробиваемая стена.

Ромка часто думал, знал ли сам Олег об этой стене. И приходил к выводу, что знал. Да, знал, и жил с этим. У него была Танюшка — для неё не существовало этой стены. Был Сергей, который умел эту стену преодолевать. Был Йенс, который не обращал на неё внимания.

Для остальных Олег был — Князь. Сколько бы искренности не было в их совместном веселье.

За последние пять месяцев Ромка наладил отношения со всеми, а Кольку, пожалуй, мог бы назвать своим другом.

Но Олег — Олег, который вытащил его из болота, дал шанс стать человеком! — был там. За стенкой. И то, что он там был для всех, не успокаивало.

Ромка снова вздохнул. Олег, словно отвечая на этот вздох, стиснул пальцами рукоять палаша, потом отпустил оружие. Ромка отвернулся и стал смотреть и слушать ночь…

…Йенс на смену проснулся сам. Ромка не уловил даже, как он оказался рядом — сидел со скрещенными ногами и прислушивался тоже.

— Тихо? — спросил он.

— Тихо, — кивнул Ромка. — А что, ты на смену?

Теперь кивнул Йенс. На плоту кто-то снова забурчал, потом тонко вскрикнул.

— Как ты думаешь, что с нами будет? — спросил Ромка. Йенс пожал плечами:

— Мы все умрём.

— А… — Ромка поперхнулся. — Нет, я понимаю, но сейчас конкретно…

— Возможно, мы умрём сегодня днём, — равнодушно ответил Йенс. — Или через несколько минут.

— Да ну тебя… — уныло сказал Ромка. Немец рассмеялся:

— Тебе что, страшно? Не бойся, незачем…

— Ты что, не боишься умирать? — удивился Ромка. Йенс пожевал бамбуковую щепочку, сплюнул в воду, пожевал снова… Ромка терпеливо ждал.

— Как сказать… — медленно произнёс немец наконец. — Я ещё не всё увидел. Хотелось бы посмотреть хоть одним глазком этот Город Света… и ещё кое-что хотелось бы сделать… Но особо бегать от смерти тоже не собираюсь. Я германец. Это обязывает.

— Это, наверное, страшно… — прошептал Ромка, поёжившись.

— Это, наверное, больно, — поправил Йенс. — Но наверняка — не так больно, как при некоторых ранениях, после которых болит неделями и хочется как раз умереть. Поскорее… Ложись-ка ты спать, римлянин.

— Почему римлянин? — удивился Ромка.

— Роман — это «римский» в переводе с латыни, — охотно пояснил Йенс и засмеялся.

— Я сейчас пойду, — пообещал Роман. — Я только ещё спросить хочу…

— Давай, — согласился Йенс.

— Олег… чего он хочет?

— Ты знал его ТАМ? — вопросом ответил немец. Ромка вздохнул:

— Да, немного… Я и Сат… Арниса знал тоже, только не люблю про это вспоминать…

— Какой он был, Олег?

— Ну… — вопрос озадачил Ромку. — Спокойный… аккуратный… учился неплохо… фехтовать и читать любил… Он старше меня был, он меня и знал-то только потому, что я за него на фехтовании болел, а моя мама была… она школьный библиотекарь.

— Олег хочет, — начал Йенс, никак не реагируя на ответ Ромки, — чтобы о нём помнили. Помнили долго. Может быть — вечно. Но этого он уже почти добился — о нём поют песни. И будут петь долго… может быть, и вечно. Ещё он хочет того же, чего и я — посмотреть этот мир. К этой цели он тоже близок. По крайней мере — в его понимании. И наконец, он хочет залить кровью улицы того места, где в нас играют — Города Света. Вот до этого он ещё не добрался. Но, когда доберётся, я хочу быть рядом, потому что это будет самое интересное место на белом свете на тот момент… А теперь ты идёшь спать, Роман.