Бернхард Хеннен: Во власти девантара

— Я думаю, что душа Мандреда ушла в лунный свет как душа дерева. Хотелось бы мне, чтобы он был здесь в конце нашего пути. Я скучаю по нему… и его языку без костей. — Нурамон никогда не забудет, как Мандред мучил своего сына упражнениями с секирой или как он захватил в Искендрии винный погреб.

Нурамон вздохнул и поглядел на воду.

— Мне страшно. Что нас ждет там?

— Не знаю, — ответил Фародин. — Могу только надеяться, что Нороэлль не очень сильно страдала и что ее чудесный характер заставил расцвести то место, что находится по ту сторону врат. — Он часто представлял себе, как Нороэлль живет на маленьком островке Расколотого мира. Наверняка она не ждет их, смирилась со своим положением.

Нурамон смотрел на ракушки и вспоминал последний раз, когда они стояли здесь. Тогда они потерпели жалкое поражение, не разрушив барьер. Теперь же их не удержит ничто.

— Отлив! — воскликнул Фародин, поднимаясь.

Нурамон кивнул и тоже поднялся.

Они прошагали по волнистому песку к раковинам. Теперь, когда они были у цели, они не торопились сплести заклинание. Для Нороэлль прошло более тысячи лет. Какое значение имеет этот миг промедления!

Наконец оба эльфа переглянулись и принялись за работу. Фародин положил песочные часы в центр круга из ракушек. Затем спросил:

— Ты или я?

В ответ Нурамон протянул Фародину руку.

Фародин кивнул. Они откроют врата вместе.

Они закрыли глаза, и каждый по-своему увидел звезду альвов. Тропа в Альвенмарк померкла навеки. Когда они плели заклинание, то почувствовали, что барьер Эмерелль исчез. Они так часто открывали врата, что им не составило труда открыть их сейчас. Но это было не то же самое. Лишь одни эти врата имели для них значение на протяжении всех лет. Наконец ничто не отделяло их от их возлюбленной.

Открыв глаза, они увидели перед собой столб из света. И снова оба на миг замерли.

Нурамон покачал головой.

— Такой трудный путь, а теперь всего один шаг — и мы у цели?

Фародин чувствовал то же.

— Давай войдем вместе… друг.

— Хорошо… друг, — ответил Нурамон.

Они прошли врата и испытали чувство падения. А затем снова оказались на ногах, на волнистом песке моря. Однако вместо воды они стояли по щиколотку в тумане. Перед ними лежал зеленый остров, окруженный морем тумана, исчезавшим далеко во тьме. На острове был лес, деревья поросли мхом. Тихое пение птиц доносилось до них. Над лесом переливалось зеленоватое свечение, которое подобно тонкой пелене окутывало верхушки деревьев.

Фародин и Нурамон медленно приближались к острову, шлепая по влажному грунту.

Нурамон глубоко втянул носом воздух.

— Этот аромат!

Фародин сразу понял, что имеет в виду Нурамон. Пахло так же, как у источника Нороэлль.

— Она здесь! — сказал он.

Едва ступив ногой на прибрежный песок, они услышали голос, напевавший мечтательную, меланхоличную песню. То был голос Нороэлль! Как часто ночами под открытым небом, сидя в траве, они слушали пение возлюбленной!

Хотя они знали, что Нороэлль рядом, они не пошли быстрее, а задумчиво делали шаг за шагом, оглядываясь по сторонам. Хотя они слышали птиц, но ни одной до сих пор не увидели. От зеленоватого сияния спускались тончайшие нити тумана, придавая лесу ауру загадочности. Деревья росли здесь так плотно друг к другу, что корни их переплетались. Узловатые, они выступали из земли.

Эльфы приближались. И когда они наконец вступили на край небольшой поляны, они застыли. Там, перед ними, на белом камне сидела Нороэлль. Она повернулась к ним спиной и, казалось, глядит на небольшой пруд у своих ног. Ее темные волосы спадали на плечи. Они были намного длиннее с тех пор, как Фародин и Нурамон видели их в последний раз.

Фародин был словно громом поражен. Ему казалось, что пение изменилось. Хотя голос возлюбленной был тот же, но она пела мелодию, которую любила напевать Айлеен, когда думала, что ее никто не слышит. Она пропела пару куплетов, а затем стала напевать только одну мелодию.

Наконец они пришли. Один этот миг, казалось им, стоит всех стараний и мучений. У Фародина словно гора свалилась с плеч.

Нурамон первым осмелился обратиться к Нороэлль. Он произнес:

— Нороэлль, дитя альвов ты милое!

Волшебница вздрогнула. Голос, не созданный ее чарами? Она прислушалась, но больше ничего не услышала. А затем почувствовала, что уже не одна. Поднялась. А когда обернулась, то не поверила своим глазам.

— Альвы всемогущие! Это мираж? Чары моей тоски? Сладкая печаль! Какой дар!