Олег Бубела - Беглец

Оглядев результат, я поднялся и произнес взволнованным родителям, не решающимся приблизиться:

— Теперь все будет в порядке.

Иским сразу подбежал к кровати и обнял дочку, приговаривая что-то ласковое, мать тоже бросила возню у печки и кинулась к ним, но была мною остановлена и отправлена за кипятком. Кинув несколько листьев здешнего чая, я подождал, пока вода немного окрасится, а затем плюхнул туда несколько ложек варенья и одну ложку лимэля, просто так, на всякий случай. Теперь нужно закрепить успех, а то кто его знает, как лимэль справляется с простудой. Если девочка пропотеет, так будет намного вернее, это я по себе знаю, так как в далеком детстве был болезненным и хилым ребенком, часто навещаемым докторами.

Снова подойдя к больной, я вырвал её из объятий родителей и заставил выпить чай с вареньем, а затем закутал в одеяла, строго приказав не двигаться и ждать, пока вся болезнь через кожу не выйдет. После этого вышел из комнаты, позвав родителей с собой.

— Значит так, — сказал я им. — После того, как Лина хорошо пропотеет, её нужно накормить. Помните, как я сегодня ел за ужином? Так вот, Лина будет почти такой же голодной, потому следите за ней, а то ведь и лопнуть может! — улыбнулся я, вспомнив рекламу "Налей и отойди!".

Но глядя на обеспокоенные лица родителей, я поспешил заверить:

— Да шучу я, шучу! Но есть слишком много ей все же не стоит, лучше часто, но понемножку. Кроме этого, давайте её побольше пить того отвара со сладицей, который я только что сделал и не выпускайте пока из дома. Через два дня болезнь окончательно уйдет, но всегда может вернуться, потому объясните девочке, что сидеть в холодных подвалах очень вредно для здоровья!

Родители внимали мне, приоткрыв рты, а затем, заверив, что все сделают, как нужно, принялись долго и горячо меня благодарить. Под их взглядами мне стало не по себе. Я никогда не любил выслушивать благодарности, а когда еще и смотрят такими восторженными глазами... Шум во дворе отвлек мои мысли и заставил меня снова выглянуть в окно. Толпа там собралась уже преизрядная, возглавляемая давешней бабулькой, которая угрожающе кричала, заводя народ и показывая в сторону дома.

— Близится буря, — пробормотал я.

Родители также стали испуганно выглядывать в окно, а я тем временем опять зашел в комнату и проверил девочку. Она уже стояла возле печки и что-то жевала, завернувшись в одеяло.

— Вот, непоседа, — понимающе протянул я.

Да, чувство голода теперь ей обеспечено на ближайшие дни. Услышав мои слова, Лина с испугом обернулась, сжимая в руке надкусанную краюху хлеба. Я подошел к ней и развернул одеяло. Все было нормально, девочка обильно пропотела, потому я повернулся к родителям, стоящим на пороге и сказал матери:

— Одежду поменять на сухую и теплую и накормить ребенка!

Мать бросилась к дочке, а я, подхватив Искима под локоток, пошел вместе к выходу, так как крики толпы приняли уже слишком угрожающий оттенок. Как бы дом не вздумали поджечь, подумал я. Когда мы вышли из дома, в наступивших сумерках было видно, что возле двора собралась почти вся деревня. Чуть больше ста человек находились перед заборчиком, а впереди, как предводитель, стоя лицом к войску, разрывалась бабка:

— Не дадим чужаку хозяйничать в нашей деревне! — выкрикивала Ёжка лозунги.

— Не дадим! Не дадим! — поддерживала толпа.

— Защитим наших детей от пришлых злодеев! — не унималась бабка.

— Защитим! Да! — гремела толпа на разные голоса.

Мы тихонько вышли из калитки. Иским остановился рядом с ней, а я пошел вперед, чувствуя, как знакомое чувство ярости пробуждается в глубине души. Тихонько став прямо позади бабки, я скрестил руки на груди и с ожиданием уставился на толпу. Видимо все-таки в моем взгляде промелькнуло нечто такое, от чего люди стали затихать и неосознанно стараться спрятаться друг за друга. А бабка ничего не замечала и не унималась.

— Не дадим шарлатану наживаться на чужом горе!

И тишина была ей в ответ. Последний лозунг вовсе вывел меня из себя. Нет, я не достал клинок и не прирезал надоедливое существо. Я просто вытянул вперед руки, одной оттянув средний палец на второй и... отвесил бабке отменную лычку, да так, что аж эхо пошло гулять по деревне! Бабка рухнула на землю, как подкошенная, обхватив руками затылок, а я обратился к толпе:

— Чего стоим, чего хотим? Говорите, я слушаю! — и опять невозмутимо скрестил руки на груди.

— Ты... это... не наживайся на чужом горе! Вот... — смущенно выдавил из себя мужик, который с вилами стоял впереди.