Кирилл Шатилов - Торлон. Война разгорается

— Я прошу меня простить, — добродушно отмахнулся Сима, — но мне очень хотелось есть.

Старуха резко отстранила прильнувшую было к ней Пенни, подскочила к аппетитно рыгнувшему ей навстречу негодяю, подняла карающую руку, но бить по улыбающейся физиономии не стала, а схватилась за кастрюлю.

— Ты знаешь, что ты наделал, урод? Это была наша с ней еда на ближайшие три дня, а то и на четыре! Что нам прикажешь жрать теперь? Твои испражнения? Ублюдок! Ворище! Откуда только ты такой свалился мне на голову?

— Все это легко поправить, — выждав паузу, возразил Сима. — Ваша замечательная кастрюля не дала мне умереть, и я готов расплатиться тем же. Я тоже не позволю вам умереть от голода.

Признаться, прозвучало это так, будто Сима имел в виду, что позволит им умереть от всего чего угодно, кроме голода. Старуха ничего этого, разумеется, не заметила, но выхватила суть и снова молча уставилась на гостя, ожидая объяснений. Объяснений не последовало. Вместо этого Сима снова громко рыгнул, икнул и попытался изобразить на лице смущение. Это ему определенно не удалось — стеклянный взгляд остался наглым и заносчивым.

— Пенни! — крикнула старуха, проворно просовывая руку куда-то сбоку от печи и извлекая на свет не нож, не кинжал, а здоровенный тесак, которым одинаково удобно как резать мясо, так и рубить кости. — Сбегай-ка кликни Каура. Пусть сыновей прихватит, если хочет. А я пока этого гнуса посторожу.

Внучка кивнула и умчалась исполнять поручение, а бабка, не спуская с Симы въедливых глазенок, угрожающе расставила ноги и взяла грозное оружие на изготовку. Благодушный вид исчез с побледневшей физиономии гостя. Челюсти остановились, он перестал жевать и задумался над только что услышанным. Сейчас сюда ввалится лихая ватага фолдитов, и ему крышка. В лучшем случае его сильно поколотят, хотя могут и зарубить. Зазубрины на лезвии говорили о частом его употреблении. Да и руки у старухи сильные, такие в последний момент не дрогнут.

— Ножик-то положь, — сказал Сима. — Нехорошо получается.

— Сейчас все хорошо получится, — заверила она, оглядываясь на дверь. — У нас тут с такими, как ты, знаешь, что делают? Не знаешь? Узнаешь. У честных людей последний кусок отбирать! Зверь ты, вот ты кто! Зверина и ворище!

— Я…

— Да умолкни ты! И сиди тихо. Мне твое рыло сразу не понравилось… Эй, ты чего это, разжалобить меня вздумал? Плачешь, что ли?

Сима не плакал. У него просто слезились глаза. А руки тем временем сами теребили полы плаща и шубы, под которыми пряталась спасительная стрела. Лишь бы старуха не почувствовала… Но она почувствовала и махнула в его сторону тесаком. Махнула, да так расчетливо, что, если бы он не дернулся назад, чуть не завалившись на стол, лезвие точнейшим образом полоснуло бы его по подбородку. Старуха явно не шутила и не играла.

Стол жалобно скрипнул и отодвинулся.

Сима перевалился на живот, спиной к нападавшей, показал, что бросится вправо, а сам резко метнулся влево. Тупой удар возле бедра означал, что на сей раз снова досталось столу. Вероятно, лезвие застряло в дереве, потому что старуха замешкалась.

Симе некогда было разбираться в происходящем. Он был на полпути к двери, когда ощутил в руках тонкое, но твердое древко стрелы. Метнуть или сделать выпад? Старуха уже выдергивала тесак из крышки стола и готовилась кинуться в погоню.

Сима замахнулся и напружинился перед прыжком. Мысленно он пронзал дряхлую шею и пускал долгожданную струю крови, когда в действительности его отведенную назад руку перехватило что-то необоримо сильное, а хриплый голос рявкнул:

— Сейчас ты сдохнешь!

Сима сразу поверил, что так оно и будет, и выпустил стрелу. Чужая сила безжалостно развернула его, швырнула на пол. Грохнувшись на спину, он решил, будто у него троится в глазах: над ним нависло три одинаковых плечистых торса, и три физиономии о трех длинных бородах, красные и морщинистые, вперились в него холодными голубыми глазами. Нет, одна борода была все же седее двух других. И ее обладатель, вытирая кулачищем кривой нос с хищной горбинкой, продолжил тем же надтреснутым голосом:

— Кто смеет обижать соседей Каура, тот будет падалью для весенних ворон.

Симе хватило духа задуматься над смыслом только что услышанной фразы. Он сообразил, что имеются в виду вороны, которые зимой пропадают, но вновь появляются с наступлением весенней оттепели, чтобы склевать гниющий под снегом труп. Его труп.

Он попытался отбиться ногами, но детины уже держали его с боков, мучительно придавливая к полу. Искал глазами оружие врагов. И не находил.