Кристи Голден - Раскол - прелюдия к Катаклизму

– Нам надо отступать! У нас раненые! Битва продолжится на корабле! – крикнул ему Кэрн, по прежнему сжимая его руку.

Гаррош кивнул головой.

– Отступаем! – заорал он, его голос разнесся по полю боя. – Отступаем на корабль! Мы продолжим бой и убьем наших врагов на воде!

Оставшиеся бойцы тут же прекратили бой и поспешили к берегу, запрыгивая в лодки квалдиров и направляясь к "Костям Маннорота". Один квалдир стащил несчастную орчиху с гондолы и потащил ее на берег, где начал разрубать ее на части.

Кэрн, стараясь не слышать ее воплей, со всей силы столкнул последнюю лодку на воду и вскарабкался на нее.

Несколько великанов уже пробралось на корабль. Капитан Тула дала команду отчаливать, и ее команда всячески старалась это сделать.

Якорь был поднят, и судно устремилось в открытое море. Лодки квалдиров, пробирающиеся в холодном, обволакивающем тумане, преследовали их. Теперь, когда все поняли, что их противники не привидения, это выглядело не столь жутко, но опасность от этого не была менее реальной.

Моряки смогли заняться кораблем, поскольку остатки армий Песни Войны занялись своим делом, отбиваясь от незваных гостей. Квалдирские гондолы поравнялись с их судном, они были так близко, что Кэрн смог разглядеть зловещие, перекошенные, разъяренные лица их смертоносных врагов.

– Не давайте им забраться на борт! – не унимался Гаррош. Он расправился с одним недругом, вскочил на все еще дергающееся тело и обрубил руки другому квалдиру, попытавшемуся забраться на корабль. Квалдир закричал и упал в мерзлую воду. – Тула! Веди нас в море! Мы должны оторваться от них!

Безумная команда капитана повиновалась. Кэрн, Гаррош и другие бились как демоны. Стрелки и оружейники обстреливали большое вражеское судно. Несколько лучников зажгли свои стрелы, стараясь сжечь чужие паруса. Когда одному из них удалось это сделать, послышалось общее ликование. Ярко-оранжевое пламя пробилось сквозь хладную серость тумана, послышался треск мачты, огонь быстро начал распространяться. "Кости Маннорота" направлялись прямиком в океан. Кэрн был уверен, что квалдиры последуют за ними, но ошибся.

Он услышал крики на их уродливом языке, кто-то пытался потушить пожар, пожирающий их судно, другие просто посылали проклятья быстро исчезающему кораблю Орды.

Кэрн внезапно почувствовал боль от ран и скривился. Он позволил себе лечь и закрыть на мгновение глаза. Пускай этот призрачный маскарад бранится себе. Сегодня от их рук пало куда меньше, чем те ожидали.

– Однако, – устало подумал Кэрн, – и этого было слишком много.

— Жаль покидать это место, — произнес Гаррош. Он стоял вместе с Кэрном на палубе "Костей Маннорота"; с момента отплытия прошло уже несколько часов.

Кэрн внимательно посмотрел на него.

— Тебе жаль? По мне, так Нордскол — место потерь и кровопролития. Здесь полегло много наших лучших воинов. Я не не из тех, кто оплакивает прощание с полем боя.

Гаррош фыркнул.

— Утекло слишком много времени с тех пор, как ты был на поле боя... старец.

Кэрн нахмурился и выпрямил спину, став выше даже Гарроша.

— Хоть я и старец, но, похоже, моя память яснее, чем твоя, юнец. Что, по-твоему, произошло всего несколько часов назад? Ты не видел жертву, которую принесли твои воины? Ты глумишься над ранами, которые мы из-за этого получили?

Гаррош пробормотал что-то про себя, но четкого ответа не дал. Старому таурену было ясно, что прорыв из окружения не казался Гаррошу столь же достойным, как битва в чистом поле. Возможно, он считал позорным уже то, что попался в ловушку. Кэрн слишком многое повидал, чтобы быть столь наивным, но у этого орка в жилах бурлила молодая кровь. Гаррош должен понять, что честь заключена в том, как сражаться, а не где или когда. А именно честь всегда была тем, что составляло собственную гордость Орды.

И именно благодаря чести Орда создала достойное мнение о себе.

Ему приходилось признать: то же касалось и Гарроша. Его опрометчивое рвение в бой окупилось — на сей раз. Однако Кэрн знал из бесед с другими, в том числе и с Саурфангом, открыто недолюбливавшим молодого орка, что такое поведение неоднократно окупалось и прежде. Так когда же смелость становится безрассудством? Инстинкт — жаждой крови? Несмотря на густой мех, Кэрн продрог от пронизывающего, кусачего ветра арктического моря. Его тело свело от напряжения, оно стонало от боли; Кэрн вынужден был признать, что со времен его последней битвы прошло немало времени. Но он все еще был способен постоять за себя.