Кристи Голден - Раскол - прелюдия к Катаклизму

Для Кэрна Саурфанг, убеленный сединами могучий воин, олицетворял все то лучшее, что есть в орках. Он был мудр и честен, неустрашим в бою и хладнокровен в стратегии. Кэрн не видел Саурфанга с тех пор, как его сын пал под Вратами Гнева, и теперь увидел, что орк сильно постарел. Таурен не знал, смог бы сам держатся так же сильно, если бы над его дражайшим сыном так жестоко надругались.

– Верховный правитель, – прогрохотал Кэрн в поклоне, – как отец, я скорблю над тем, что ты пережил. Но знай, что твой сын умер как герой, и твои труды здесь прославят его память. А остальное унесут ветра.

Саурфанг одобрительно кивнул.

– Хорошо вновь увидеть тебя, верховный вождь Кэрн Кровавое Копыто. И... я знаю, что ты говоришь правду. Я без зазрения совести скажу, что нордскольская кампания завершена. Мы многое потеряли здесь.

Орк помоложе, стоявший рядом с Саурфангом, скривился, будто эти слова были ему неприятны и он с трудом держит язык за зубами. Его кожа была не зеленой, как у большинства встреченных Кэрном орков, а темно-коричневой. Она отмечала его происхождение от маг'харов, орков Запределья. Его голова была лысой, и лишь с макушки торчал длинный каштановый конский хвост. Это был Гаррош Адский Крик. Видимо он считал бесчестием признать, что рад окончанию войны. Вождь тауренов знал, что годы сделают его мудрее: он поймет, что хорошо стремиться к победе, но жить в принесенным ею мире не менее достойно. Но сейчас, после долгой и трудной войны, Гаррош явно не пресытился битвами, и это беспокоило Кэрна.

– Гаррош, – молвил Кэрн. – Вести о твоих делах дошли до самых дальних закутков Азерота. Уверен, ты также горд своими свершениями, как и Саурфанг.

Слова его были искренними, и Гаррош заметно расслабился.

– Как много воинов вернется с нами? – продолжил Кэрн.

– Почти что все, – ответил Гаррош. – Я оставлю здесь самых проверенных воинов во главе с Саурфангом, и еще нескольких в окружающих форпостах. Я не думаю, что и это нужно. Наступление Песни Войны разгромило Плеть и лишило боевого духа остальных наших врагов, – мы сделали все, зачем пришли. Мне кажется, мой бывший советник, оставшись, будет лишь смотреть, как нарастает паутина по углам, и наслаждаться долгожданным миром.

Слова эти были жестоки. Кэрн незаметно взглянул на Саурфанга – после всего, что перенес старый орк, реплика Гарроша могла его задеть. Но Саурфанг, видимо, привык к характеру Гарроша и только кивнул в ответ.

– Мы оба сделали все, что смогли. Мы – дети Орды. И если я служу ей, глядя на маленьких пауков, вместо того, чтобы сражаться с большими, значит таков мой долг.

– Ну а мой долг – доставить победителей домой, – сказал Кэрн. – Гаррош, кто будет командовать выводом войск?

– Я, – сказал Гаррош, и Кэрн удивился. – Как и должно быть. Каждый должен нести свое бремя.

Когда-то сломленный духом и стыдящийся своего рода Гаррош поразил старого таурена тем, что его нос чуть ли к небесам задирался от гордыни. Но все же он не брезговал брать на себя самые будничные задачи и по-простому быть среди своих солдат. Кэрн довольно улыбнулся. Он вдруг чуть лучше осознал, почему так глубоко орки уважали Гарроша.

– Мои плечи дряхлеют с каждым годом, но я думаю, что кое-что они еще способны выдержать, – сказал Кэрн. – За работу!

Упаковка провизии, которая нужна для поддержки отбывающей армии, заняла всего два дня. После ее нагрузили на кодо и отправили на судно. Многие орки и тролли во время рутинной работы напевали песни на своих грубых языках, орочьем и зандали. Слова их песни мало походили на действительность. В песнях они беспечно рубили противникам руки и отсекали головы, когда на деле паковали коробки на всесильные спины кодоев. Но дух их был на высоте, и Гаррош пел громче всех.

Однажды, оказавшись рядом с ним с ящиком в руках, Кэрн спросил:

– Почему ты покинул место высадки, Гаррош?

Гаррош остановился, уложив свой вьюк себе на плечо.

– Там и не должно было быть лагеря. Ведь крепость Песни Войны совсем близко.

Кэрн взглянул на дом вождей и башню.

– Тогда зачем было строить все это?

Гаррош не ответил. Кэрн дал ему немножко времени и помолчал. Гарроша можно было обозвать много как, но молчаливым – ни за что. Он скажет... в конце концов.

И вправду, спустя пару секунд Гаррош ответил.

– Мы возвели все сразу после высадки. Сначала дела шли без проблем. Но после враг, не похожий на что-либо из виденного мною, вышел из тумана. Это не то, о чем стоит волноваться, но, признаюсь, я бы обеспокоился, если бы он вернулся.