Роберт Асприн - Артур-полководец

«Почему ты думаешь, что там, внизу, теплее, чем здесь, наверху, дочка?»

– Я старалась, как могла, но у меня ничего не получилось, – прошептала я.

– Я не воин, я не человек, я даже не девушка. Никакая не принцесса. С кем бы я ни встречалась, я приношу всем только беду.

«Ты – Строительница, а это что-то да значит».

– И в этом я потерпела крах. Какой Строитель устрашился бы исполнения своего долга?

«Что есть долг? Разве ты знаешь наверняка? Знает ли это хоть кто-то из нас? Учись, и все у тебя получится!»

– Я не могу учиться!

«Тогда прыгай» – а вот это уже было сказано вслух. Или мне показалось? Испугалась я так, что покачнулась, ноги мои соскользнули с бревна, словно кто-то меня подтолкнул, и я упала в воду.

Меня спасло то, что в последнее мгновение я успела ухватиться за бушпритный канат. Глотнула соленой воды и вынырнула, отплевываясь.

В отчаяний и страхе я принялась перебирать руками канат, но меня словно кто-то тянул вниз и не отпускал, хотел утащить в водяную могилу!

Я рванулась что было сил и в конце концов освободилась от смертельной хватки волн. Никогда в жизни я так быстро не поднималась по веревке. Наконец я добралась до палубы, перевалилась через поручень и упала на доски.

Я долго сидела. Кашляла, дрожала. Вода с меня текла, как из перевернутого ведра.

«Ну-ну, – смеялся голос у меня в голове. – Похоже, ты еще не совсем готова заколоться собственным мечом, а?»

Я выругалась. Ледяная вода стекала с волос по щекам.

«Странные у тебя уроки», – мысленно сказала я своему невидимому собеседнику.

Странный то был урок, или нет, однако он состоялся. Мое самоуничижение волной смыло за борт. Яснее ясного я поняла: «дело воина – война, а не вина».

Я посмотрела на небеса, все еще злясь на Афину (а может, на Дискордию) за то, каким способом она обучала меня мудрости. Уж можно было поучить меня в каком-нибудь сухом месте!

– Ладно, – процедила я сквозь зубы. – Я все поняла, спасибо.

Я встала, вся дрожа, и, покачиваясь, пошла поискать место, где бы укрыться на ночь. Дозорный поприветствовал меня, затем уставился на мою вымокшую до нитки одежду и свисавшие на лицо мокрые волосы.

– Ты что, девушек после бани никогда не видал? – огрызнулась я и поскорее прошла мимо, пока он не начал задавать вопросы.

Будь проклят Этот Мальчишка!

Корс Кант дремал под навесом, скрючившись, как кусок дыни, обняв рукой свою любимую арфу, словно защищал ее от кого-то. Его познабливало от холода. Раскачивающаяся палуба, позвякивание оружия и доспехов рядом с низким навесом не давали ему заснуть. Даже доносившиеся с берега еле слышные звуки пожара казались оглушительными воплями.

Он предложил было Анлодде лечь рядом с ним, положить голову вместо подушки ему на руку, но она не дала ему договорить, она только сердито махнула рукой в сторону берега:

– Корс Кант Эвин, ты что? Ты только посмотри, что они творят с городом – с моим городом! Не представляю, о чем там думает Ланселот, и почему он до сих пор не отдал приказа о высадке и атаке. Я бы наплевала на темноту! Это же все равно что наблюдать за тем, как злобная кошка терзает несчастную беспомощную мышку, а ты стоишь за дверью и не можешь освободить бедняжку! Я точно знаю: я нынче ночью глаз не сомкну, буду мечтать о том, что я сделаю с королем Грундалем, как только увижу его! Да я его своими руками придушу! А ты мне говоришь о каких-то глупостях. Корс Кант! – Она стояла и бессмысленно, злобно тыкала кинжалом в парус и не уходила с палубы, хотя капитан Нав не раз повторял, что дамочкам во время войны на палубе не место.

– Н-нет, ничего, госпожа… То есть я хотел сказать, Анлодда.

Да она все равно его не слушала.

Этот разговор происходил уже давно. Корс Кант понятия не имел, куда с тех пор подевалась Анлодда. Юноша ютился под навесом с матросами, гребцами и воинами Ланселота. Все лежали вповалку, впритирку друг к дружке, словно селедки в бочке, приготовленной для отправки на рынок. Пахло дегтем и мочой, пролитым вином и потом от десятков грязных тел.

Бард выбрал для себя верхнюю койку – больше никто на нее не позарился, все боялись свалиться. Сам бард с трудом разместился на ней. Не будь он таким худым, ему бы тут ни за что не поместиться вместе с арфой.

Он лег на спину, прижал свой инструмент к груди и осторожно тронул струны, стараясь не разбудить спящих товарищей. Он не сразу понял, что наигрывает «Сотворение Бладевведд».

В цветущий лес, весенний лес Под сенью голубых небес, В сережки дуба и ольхи И в первоцветов лепестки Живую силу Матх вселил Так Бладевведд он сотворил