Ирина Молчанова - Вампиры — дети падших ангелов. Танец кровавых ма­ков.

Юноша напрягся, плотнее сжал по-детски полные губы, продолжая сидеть не шевелясь. Глаза потемнели, превращаясь в мокрый синий бархат.

Девушка приподнялась и, проведя пальцами по его затылку, хотела притянуть голову к себе, но Даймонд неожиданно отвернулся.

— Мне пора.

Мысль, что уже третий мужчина отталкивает сегодня ее, привела в бешенство. Анжелика властно обвила рукой его шею, перекинула ногу ему через бедра и села на колени.

Он больше не сопротивлялся, но и былого энтузиазма с его стороны она не заметила. И даже когда страстно поцеловала, юноша ответил как будто нехотя. Пока срывала с него рубашку и расстегивала джинсы, ее не оставляло ощущение, словно он мыслями не с ней, а где-то очень далеко. Будь на его месте другой, она бы почувствовала себя униженной и отвергнутой, но только не с ним. Она знала его целую вечность и он, пожалуй, был единственным, кто видел ее за кулисами, куда она всетаки иногда уходила со своей сцены: разочарованная, усталая, растоптанная — всякая.

Синие глаза смотрели в потолок, расписанный ангелами. С разметавшимися по светлому шелковому покрывалу волосами, яркими глазами, юный и красивый — ему только крыльев не хватало.

На миг задержав на нем взгляд, Анжелика вдруг подумала, как давно не видела его. Этот мальчишка жил с ней в одной квартире, выполнял каждый день ее поручения, но последнее время он превратился для нее в невидимку. Она не знала, где он бывает, что делает. С того дня, когда впервые в Париже привела к себе Моргана и любимый слуга бросил ей в лицо, что ненавидит ее, они невообразимо отдалились. В Париже она оттягивала момент объяснений. А когда вернулась в Петербург, все ее помыслы занял Лайонел.

Анжелика склонилась к лицу мальчишки и прошептала:

— У меня такое чувство, что я насилую ребенка. Милый, ты не забыл, где у женщины грудь или еще что… поинтереснее?

Даймонд сильно смутился, забормотал какие-то извинения и неуверенно обнял ее.

— Двести лет назад в том деревянном сарае ты и то казался мне опытнее.

Ресницы юноши задрожали.

— Ты помнишь?

Она провела языком по его губам.

— Конечно, глупыш, я помню…

Катя стояла у двери одной из гостевых комнат, держа ладонь на ручке и не решаясь потянуть за нее. В голове звучала ария альта Баха «Сжалься» — жалобная и всхлипывающая мелодия, заунывно бесконечная и совершенная.

В доме было тихо. Лайонел работал у себя в кабинете, Орми охотилась. Вильям со своим мячом — подарок необыкновенно ему понравился — куда-то ушел. Кира с Йоро находились на первом этаже в гостиной, где девочка пыталась научить оборотня писать. Катя догадывалась, что мальчик терпел науку лишь из-за нескрываемого обожания к учителю. Письмо ему плохо давалось, в прописях получалось еще неплохо, сказывались тренировки с раскрасками, а вот в обычные тетрадки было страшно смотреть. Он путал буквы, выводил невообразимые загогулины, неровные кружки и палочки. Однако Кира с терпением святой поправляла его, в очередной раз показывала как нужно и ободряла.

«До чего же она замечательная», — с некоторой досадой подумала Катя. Иногда она не понимала, как Йоро может любить ее и эту безгрешную девочку одновременно. Ведь они такие непохожие. Конечно, он испытывал к ним разные чувства.

Девушка улыбнулась. С ней он дружил, мог выслушать, защитить. А в Киру был влюблен и счастлив дышать с ней одним воздухом.

Катя крепче стиснула дверную ручку. Дружба с Йоро стоила дороже миллиона влюбленностей, она знала точно, он никогда не предаст. И сейчас эта мысль вселяла уверенность, дарила силу, чтобы посмотреть правде в ее черные зеркальные глаза.

Девушка толкнула дверь и вошла в гостевую комнату.

Олило сидел на ковре с расставленными ножками и перед ним лежала цела горка разноцветных драгоценных камней. Чертенок испуганно вскинул рогатую головку, а потом попытался прикрыть свои сокровища копытцами. У него не получилось и он, как никогда, сердито вскричал:

«Почему ты входишь сюда без стука! Это неправильно, Катя!»

Она кивнула на переливающиеся в свете люстры камни.

— А вот это правильно?

Малыш подгреб богатства ближе к себе, продолжая укрывать их копытцами, как будто боялся, что отнимут.

«Мои подарки, — заявил он, — тебе ведь друзья дарят подарки!»

Девушка вспомнила свою палату в больнице и неуверенно кивнула.

— Я не знала, что у тебя так много друзей.

«А что такого? — тряхнул рогатой головкой Олило. — Я дружелюбный и многим нравлюсь. Это плохо?»