Джеймс Блэйлок - Исчезающий гном

– «Бедный Сквайр найден», – внушительным голосом продекламировал Гамп. – Авторы – Буфо Моринус и Гамп Уз из нашего края, бездомные бедолаги, заброшенные на берега Бэламнии!

При этом вступлении Гампа Сквайр неистово зааплодировал, разнеся в пыль остатки буханок хлеба, все еще окружающих его запястья. Птичья компания словно обезумела и залетала взад-вперед, подхватывая огромные куски горбушки.

– А теперь почитай Эшблесса! – крикнул Сквайр, у которого явно создалось впечатление, что зачитанное Гампом заглавие и составляло само стихотворение. – Почитай Эшблесса! То, где говорится про слоеный торт! Сквайр хочет послушать стихотворение про слоеный торт!

– Это был не слоеный торт, – немного раздраженно перебил его Буфо. – Оно было про буханку хлеба. Хлеб и голод. Эшблесс не пишет о слоеных тортах.

– И мы тоже, – добавил Гамп.

Но Сквайра было не так-то просто сбить с толку.

– Хлеб! – воскликнул он, припоминая. – Кто-то позарился на мой. – Он долго смотрел на свои лишенные хлеба запястья, гадая, как они дошли до такого опустошенного состояния, а потом, повернувшись в седле и кивая, спросил у Джонатана: – Не мог бы ты, мой добрый друг, одолжить мне слоеный торт?

Джонатан развел руки в стороны и пожал плечами:

– У меня его нет, Сквайр. Но следующий слоеный торт, на который я набреду, будет твоим.

Сквайр какое-то мгновение смотрел на него.

– Зачем тебе набредать на слоеный торт Сквайра? Ты его раздавишь.

Он печально покачал головой, думая про свой раздавленный торт.

– Сквайр, – сказал Буфо, – у нас нет слоеного торта. Однако сегодня вечером он у нас будет. Торт в двадцать футов высотой!

Сквайр изумленно взглянул на Буфо:

– Это невозможно. Но в городе меня ждет заказанная голова гиппопотама. Мы ее съедим.

– Прекрасно, – одобрил Буфо.

– Насчет головы гиппопотама, – медленно проговорил Гамп, обращаясь к Сквайру. – Что ты скажешь, если мы заменим ее на хорошую голову антилопы гну?

– Что я скажу? – переспросил Сквайр. – А что она сказала мне? Кого она гнет?

Буфо крикнул им обоим, чтобы они заткнулись, и принялся заново декламировать громким голосом: «Бедный Сквайр найден!» Он сразу же перешел к последним четверостишиям стихотворения, которое они с Гампом начали сочинять несколькими днями раньше и которое заканчивалось тем, что Сквайр бесцельно бродил по Бэламнии.

И наконец идет наш Сквайр.

На пляж спешит он Боффин,

А там нахмурившись стоит

Колдун коварный, гном.

Когда же Сквайра он схватил,

Весь край был ужасом объят,

И все кричат: «Сквайр, Сквайр идет»,

И в страхе прочь летят.

Ведь вмиг отсохнет та рука,

Что пышных форм не пощадит.

И с воплем гоблины бегут,

И каждое древо плод родит.

Он пьет и ест, и с каждым днем

Он все тучнее и сильней.

Когда друзья его нашли,

То слезы вытерли скорей.

И их победный путь лежит

Вдоль моря и прибрежных скал.

Сквайр найден, едут все домой,

И было все как я сказал!

Это стихотворение было встречено бурными аплодисментами. Его героический настрой даже Джонатана вывел из его апатии.

– Шедевр! – возвестил Профессор.

– А разве в последней строчке не следовало лучше написать: «Как вместе с Гампом я сказал»? – спросил Гамп.

Тут, однако, Сквайр начал аплодировать, чем прервал жалобы Гампа.

– И каждое древо плод родит! – пропел он, потом замолчал и повернулся к Буфо: – Что было дальше?

Казалось, Буфо было непросто ответить.

– И вся земля торты родит! – продолжил Сквайр, заразившись поэтическим вдохновением. – И Сквайр их съест и будет сыт!

Буфо и Гамп печально посмотрели друг на друга. Но, в конце концов, Сквайр был Сквайром, и это действительно было его стихотворение. Так что двое коротышек, похоже, пришли к молчаливому согласию, что Сквайр может делать с ним практически все, что ему вздумается, и вся компания двинулась по мостам к Лэндсенду, чувствуя куда меньшую тревогу, чем милю назад.

Ловцы устриц и крабов по-прежнему были на реке, расставляли ловушки и копались на илистых отмелях. С тех пор как Джонатан с Профессором прошагали мимо них два дня назад, прошло немногим более сорока восьми часов, но Джонатану они показались неделями. Этот феномен напомнил ему, что скорее всего прежде, чем он вновь увидит свой дом, действительно пройдут недели. Возможно, месяцы. Впечатление от стихотворения постепенно начало сглаживаться. Галеон все еще стоял в море; он показался Джонатану воплощением духа движения, устремления к дому. Это привело его в очень грустное настроение, потому что он знал, что все парусники Бэламнии не принесут им ни малейшей пользы.