Лоис Буджолд: Кольца духов

Там царил полнейший хаос. Брошенный горн, зияющая яма, обломки мебели, разбросанные инструменты. Центральная часть галереи сгорела. Беленая стена была черной от копоти, а по сторонам опасно торчали обгоревшие балки.

- Но пожар-то они погасили! - радостно заметил Тейр.

- Да, - сказала Фьяметта. - Руберта, Тич и соседи. Я не знала.., что у меня такие друзья. - Она тяжело опустилась на засыпанные угольками плиты. Останки бархатного платья влажно облепляли ее фигурку. - Ах, Тейр! Мой бедный, бедный дом!

- Ну-ну? - Он осторожно сел рядом с ней и погладил ее трясущиеся плечи. - Утром он, наверное, будет выглядеть получше. Я помогу тебе со всеми починками. Галерея это чепуха. Я ведь ставил крепи в руднике. И такую отстрою тебе галерею, что она никогда не провалится.

Из ее дрожащих губ вырвалось не то рыдание, не то смешок, Тейр не понял.

- Есть ли хоть что-нибудь, чего ты не умеешь?

- Не знаю, - ответил Тейр, подумав. - Я ведь всего не пробовал.

- А ты бы хотел все попробовать? - Ее бровь насмешливо поднялась.

Тейр поглубже вдохнул воздух для храбрости.

- Я хотел бы попробовать стать твоим мужем. Она часто-часто заморгала и протерла глаза перепачканной в саже рукой.

- Я буду плохой женой. Слишком у меня острый язык. Так все говорят. Тебе ни минуты покоя не будет.

Тейр наморщил лоб.

- Так это «да» или «нет»? Ну послушай, где еще ты отыщешь жениха, готового взять в жены девушку, которая в любую минуту может его подпалить?

- Да никогда! - Она возмущенно выпрямилась. - Но я правда даю волю языку - так батюшка говорил. И у меня мало терпения.

- А у меня много, - отозвался Тейр. - Его хватит на двоих.

- С запустевающей бронзой ты был не слишком-то терпелив! - Уголки ее губ вздернулись.

- Да, но.., мне же требовалось, чтобы она была безупречной! - А теперь ему требовалось красноречие. Зачем он начал этот разговор, когда на него навалилось такое утомление, что в глазах двоится? Он поднял голову и испугался: за черным квадратом крыши небо, стало оранжевым. В городе пожар? - Почему небо такого странного цвета?

Фьяметта, в свою очередь, подняла голову.

- Заря, - сказала она после долгой паузы. - Тучи расходятся.

И правда, темно-синие нагромождения туч были обведены медовой каймой.

- А-а... - Голова у него была словно набита кашей. Фьяметта хихикнула и чихнула. Это ей нужно лежать в постели! И переодетой в сухое! Он притянул ее к себе и обнял, согревая. Она не сопротивлялась, И даже, обняла его за шею. Так они и сидели под светлеющим небом.

- Он выглядит похуже, - сонным голосом заметила Фьяметта.

- А? - Тейр вздрогнул и проснулся.

- Он выглядит похуже. Утром. Тейр взглянул над вороньим гнездом ее волос на то, что прежде было двором.

- Ну да.

Фьяметта наморщила нос.

- Да.

- Что - да? - спросил Тейр после паузы, сообразив, что понятия не имеет, о чем она говорит.

- Да. Я хочу выйти за тебя замуж. - О! Отлично! - Он заморгал и крепче обнял ее.

- По-моему, это потому, что ты понимаешь безупречность. Чего она требует.

- Чего?.

- Вот почему я тебя люблю. На его окаменевшее от, усталости лицо пробралась медленная усмешка.

- Конечно. Вот почему я люблю тебя.

Как и замыслил зодчий, утренний свет дня летнего солнцестояния, вливаясь в верхние окна Монтефольского собора, падал широким лучом на аналой. Свет этот заиграл в гранате львиного кольца, когда Фьяметта надела его на палец Тейра. Он блистал, как рубин, как звезда. Золотая львиная маска, казалось, замурлыкала в руке Фьяметты, точно напившаяся вдоволь сливок и всем довольная самая огромная из кошек. Тейр это тоже почувствовал, решила Фьяметта, потому что улыбнулся, будто сам был котом, напившимся сливок. Он обнял ее так, что ребра затрещали, и не отпускал, пока епископ Монреале не кашлянул. А тогда они послушно стали рука об руку, чтобы принять его завершающее благословение. Фьяметта не могла решить, какое одеяние больше подходит Монреале - серое монашеское или вот это облачение из алого шелка и высокая епископская митра. Пожалуй, равно оба. Монреале не принадлежал к тем, кого создает одежда, а потому в любой он выглядел величаво.

И Тейра одежда не делает, продолжала она размышлять, а показывает, какой он. Она то и дело радостно косилась на него, даже когда благоговейно склонила голову. Его брачный наряд она увидела лишь сегодня - плод заговора между ним, Рубертой и портным. А вот штуку шелка они из бережливости купили одну на двоих, и поэтому его зеленая туника гармонировала с ее распашным платьем. Однако искусный портной сумел заложить подобающее число складок. Благодаря его прямой осанке скромная отделка рукавов и нижнего края позументами выглядела не простенько, а изящно. А сколько знатных сеньоров с тощими кривыми ногами позавидовало бы крепким икрам, которые белые шелковые чулки обтягивали без единой морщинки. Новые блестящие башмаки, а что у него всего одна пара сапог, другим знать не обязательно. Его белокурые волосы были убраны под щегольской головной убор из темно-зеленого сукна с позолоченной бляхой работы самой Фьяметты. «Кусайте пальцы от зависти, монтефольские дамы! Он мой!» Свое обручальное кольцо Фьяметта тоже отлила сама - но на этот раз без заклинания - с маской львицы. Ее крохотные золотые зубы сжимали ограненный зеленый камешек, позаимствованный из глаза серебряной змеи-пояса. Он, как и его пара, оказался при проверке настоящим изумрудом. Ну а целомудренная змея пусть пощурится, пока она не соберет деньги купить замену. Фьяметта чуть повернула руку, чтобы изумруд сверкнул, и наклонила голову ниже, пряча гордую усмешку.