Лоис Буджолд: Священная охота

– Выйди, – прошептал Ингри, и дух волка, живший в воине, такой древний и изможденный, что казался всего лишь темной тенью, проскользнул у него между пальцев. Воин поднялся с колена и взглянул на ожидающих священнослужителей, потом протянул руку к просвещенному Освину – наполовину в приветствии, наполовину в мольбе. Освин искоса взглянул на Халлану, которая быстро закивала, и взял руку призрака. Воин-волк радостно улыбнулся и растаял в воздухе.

– Ох, – выдохнул Освин. – Ох, Халлана, я не знал… – Голос его дрожал, на глаза навернулись слезы.

– Ш-ш, – успокоила его она. – Теперь, я думаю, все будет в порядке. – Волшебница облизнула губы, глядя на Ингри так, словно он был помесью святыни, ради которой она проделала долгое путешествие, и ее любимого ребенка.

Ингри снова огляделся, смущенный необходимостью делать выбор, и поманил к себе еще одного воина. Тот преклонил колено и неуклюже протянул Ингри голову, которую держал в руках. Ингри повторил кровавое прикосновение, хоть и не знал, какое значение имеет это последнее возлияние, и освободил темный дух сокола, исчезнувший в ночной тьме. Воин снова протянул руку Освину, и на этот раз Ингри разглядел, что прежде чем исчезнуть, обезглавленный воин обрел целость. «Значит, Отец торопится забрать тебя…»

Вперед вышла молодая женщина, в руках которой было знамя с головой рыси Линкслейков – клана, мужская линия которого пресеклась два столетия назад. Коснувшись ее руки, Ингри был поражен: за женщину со знаменем цеплялись еще две души. Рысь знаменосицы оказалась облезлой и грустной, а два других духа – такими израненными, что их невозможно было опознать. Ингри кровью нанес на лоб женщины три параллельные черточки, что, по-видимому, оказалось достаточным, и она радостно направилась к Джоколу, который расцвел, гордо выпрямился и поцеловал женщине руку и что-то шепнул, прежде чем она исчезла. Ингри мог бы поклясться, что услышал тихий веселый смех, который звучал еще мгновение после ухода знаменосицы. «Ах вот что! Джокол – животное Дочери! Леди Весны знаменита щедростью своих благословений».

Следующим оказался тощий старик, устремившийся к Льюко, который посмотрел на него весьма задумчиво. «Льюко, естественно, представляет Бастарда».

– Принц Биаст, – тихо позвал Ингри. – Боюсь, мне потребуется ваша помощь. – «Конечно, кому, как не ему, осуществлять выбор Сына».

– Подозреваю, что меньше всего этой ночью потребуюсь я, – пробормотала Халлана, кинув острый взгляд на могильный холм. – Я посижу с бедняжкой Фарой, пока не понадоблюсь. Ей несладко пришлось.

– Спасибо, просвещенная, – ответил ей Ингри. – Фара терпела издевательства от начала до конца и все же в самый нужный момент вспомнила о том, что она – принцесса.

Биаст подошел и встал рядом с Ингри, настороженно посматривая на него. На его лице были написаны смешанные чувства – и растерянность, и вызов. Безуспешно пытаясь помочь себе иронией, он пробормотал:

– Не следует ли мне называть вас здесь «сир»?

– Вам нет надобности как-нибудь меня называть: достаточно выполнить то, что от вас требуется. С Фарой все в порядке? – Ингри кивнул в сторону все еще поникшей принцессы, к которой подходила Халлана.

– Я предлагал отвести ее туда, где ждут Симарк и слуги священнослужителей, но она отказалась. Она говорит, что желает быть свидетельницей…

– Она это заслужила. – К тому же она была единственной, кто знал обо всем, что делал Хорсривер, – с момента смерти ее отца до… до того, что могла принести с собой эта ночь. Если ему удастся выжить, это могло оказаться важным. «Если же не выживу, то, возможно, еще более важным…»

– Воины по большей части окажутся вашими, как я подозреваю, – сказал Ингри Биасту. – У древних королей было две обязанности: вести своих воинов в бой и приводить их обратно, домой. О второй из них Хорсривер в своем безумии и отчаянии забыл. Что касается этих воинов Древнего Вилда, их долг перед королем выполнен; остается только долг короля перед ними. Эта ночь, – вздохнул Ингри, – будет долгой.

Биаст сглотнул и коротко кивнул.

– Продолжайте.

Ингри оглядел призрачных воинов, которые снова начали напирать, и обратился к ним, повысив голос, хотя в этом, возможно, и не было надобности: каждое его слово было слышно повсюду на Кровавом Поле:

– Не опасайтесь быть забытыми, родичи. Моя вахта не закончится, пока вы не будете освобождены от вашей.

Перед ним преклонил колено молодой светлобородый воин – первый из длинной череды юношей, многие из которых были ужасно изувечены. Ингри выпускал на свободу одного животного за другим – кабанов и медведей, лошадей и волков, оленей и рысей, соколов и барсуков. Биаст присматривался к каждому из тех, кто проходил через его руки, словно видя в них собственное пугающее отражение.