Стивен Браст - Исола

Ничего не произошло.

– Очень жаль, босс. Ее нет дома. Пожалуй, нам лучше…

– Заткнись, Лойош .

Я решил толкнуть двери – если бы они открывались вовнутрь и не были заперты, я бы почувствовал себя полнейшим дураком. Ничего не получилось, а я все равно почувствовал себя дураком. Створки дверей покрывал орнамент – белое на белом, – напомнивший мне вышивку моей родины. Очень красиво. Ручки на дверях не оказалось. Однако между створками оставалось пространство, куда можно было засунуть ломик или лезвие ножа, вот только я не прихватил с собой ломика, а лезвие ножа не выдержало бы массы дверей. Впрочем, у меня имелось несколько запасных ножей. Вытащив из сапога стилет, я собрался засунуть его между створками, но Телдра меня остановила:

– Влад.

Я повернул к ней голову:

– Да?

– Вы уверены, что поступаете правильно?

– Боитесь, что я нанесу ей оскорбление?

– Ну да.

– А вы не думаете, что, убив Вирру, мы можем ее оскорбить?

Она удостоила меня улыбкой.

– Влад, мы оба знаем, что вы не собираетесь ее убивать.

– А мы знаем, босс?

– Ну, во всяком случае, Телдра знает.

Я повернулся к двери, засунул в щель лезвие, слегка надавил, и оно тут же сломалось. Звук получился глухим, эха я, как и следовало ожидать, не услышал. Я взглянул на рукоять и обломанное лезвие, пожал плечами и отбросил стилет в сторону. С глухим стуком он упал на пол.

– Ладно, – проворчал я, – попробуем что-нибудь другое.

– Вы можете ей помолиться, – предложила Телдра.

– Верно, а что мы будем делать, если она не ответит?

– А боги отвечают на молитвы?

– Иногда. Во всяком случае, мне она один раз ответила или даже два. Возможно, были и другие эпизоды, о которых я забыл. Вообще я бы с удовольствием забыл обо всех подобных вещах. Так как нам войти?

– Не знаю, – ответила Телдра. – Вы встречались с ней, вам и карты в руки.

– Да. Ничего разумного в голову не приходит, за исключением… – Я вплотную подошел к дверям и закричал: – Вирра! Это я, Влад! Шутка получилась, а теперь откройте, пожалуйста, вашу проклятую дверь.

Дверь сразу же начала открываться вовнутрь. Когда я был здесь в прошлый раз, дверь открывалась наружу. Так мне запомнилось. Но сейчас створки распахнулись вовнутрь, и туман проник в коридор; в прошлый раз туман был в коридоре, сейчас он поджидал меня в комнате.

– Иногда сухой лед способен творить чудеса, – заявил я Телдре.

– А что такое сухой лед, Влад?

– Восточный секрет, позволяющий держать продукты холодными. Я научился ему у Валабара.

– Колдовство?

– Наверное.

Она кивнула:

– Так мы войдем? Создается впечатление, что нас приглашают.

– Да, конечно, – ответил я и уверенно шагнул в туман. На самом деле я не чувствовал особой уверенности. Идти пришлось довольно долго, я даже напомнил себе, что расстояния кажутся больше, когда ничего не видишь, да и комната – судя по моим воспоминаниям – была не маленькой.

– Стена, босс .

Я остановился и тихонько выругался.

– Вирра… – не выдержал я.

Послышался смех, который, казалось, доносился с разных сторон одновременно, а в следующее мгновение туман начал быстро редеть и исчез – мне показалось, что не прошло и пяти секунд. Я стоял в дальнем конце комнаты, Вирра сидела на своем кресле, или троне, или помосте, примерно двадцатью ярдами левее и сзади от меня. Я вернулся назад, а Телдра почтительно поклонилась.

– Что все это значит? – спросил я.

Вирра бросила на меня иронический снисходительный взгляд, если вы в состоянии себе такое представить. Богиня сидела на троне, стоящем на помосте, и казалась еще более высокой. На ней было светло-красное одеяние с черной вышивкой. На длинных пальцах по лишнему суставу. Волосы на сей раз падали на плечи: каштановые с красным отливом, очень густые. Глаза, вопреки моим ожиданиям, не сияли.

Моя Богиня – если она вообще у меня есть. Когда я был ребенком, дед рассказывал мне о ней, но из его историй я смог почерпнуть очень мало полезных подробностей, а отец и вовсе ее не упоминал, хотя в моем юном сознании осталось убеждение, что тот, кто поклоняется Вирре, должен в определенное время года совершать некие обряды. Более того, ее могущественное присутствие настолько глубоко внедрилось в мое сознание, что в минуты опасности или отчаяния мои мысли часто обращались именно к ней. И даже в моменты радости или триумфа я вспоминал о Вирре, посылая ей благодарность и надеясь, что не буду наказан за то, что осмелцлся наслаждаться своим счастьем.