Гарт Никс - За стеной

Маргаллетта знала. В отличие от большинства островитян, она побывала с родителями во многих частях света: ее родители считали, что путешествия значительно важнее школьного образования.

Одним из самых неприятных воспоминаний об этих путешествиях было многочасовое сидение в древнем фуникулере, качающемся над расселиной в леднике. Перемотка кабеля заняла тогда шесть часов, и Маргаллетту до сих пор преследовали ночные кошмары.

Молчание Маргаллетты не остановило Килмана, которого захлестнуло вдохновение.

— Железная дорога! Поезд может пройти по всей горе, останавливаясь через каждые сорок пять градусов окружности. Обзорные платформы. Бары. Летние рестораны. Экспресс Килмана.

— Железная дорога? — спросила Маргаллетта. — У нас когда-то была. С путями по часовой стрелке, чтобы забирать отходы из шахт по добыче глазмия.

— Глазмий! Мне никто не говорил о глазмии! — пронзительно закричал Килман. В его голосе боролись страх и жадность, стрелка весов качалась, не останавливаясь. Маргаллетта решила нанести ему еще один удар.

— О, теперь глазмия уже нет, — радостно сказала она. — Остались только пустые шахты, которые используются во время наводнения как волноломы, и деревня. Никто и не вспоминает о дороге.

Килман немного помолчал, а затем Маргаллетта увидела, как он вытащил из правого рукава немножко испачканного сонного голубя.

Это было новое средство сообщения, живая бумага, мало живущая, но быстрая. Килман с привычной таинственностью что-то прошептал птице и кинул ее в окно. Ветер принял голубя и понес к стоящему внизу кораблю.

Маргаллетта развеселилась. Она легко победила Килмана, ложь ее была такой же тупой, как тупая лисденская треска.

На следующем повороте дороги голубь вернулся назад. Он вежливо уселся на колени к Килману и вздохнул, снова став бумагой с намокшим сообщением в клюве.

— Волноломы и деревня? — пробормотал Килман, читая сообщение. — Что ж, я считаю, что на нижнем уровне должен залегать мощный слой глазмия. Мой Боунсмен говорит, что у него просто череп раскалывается. А что, мисс Маргаллетта, шахты давно засыпаны?

Неожиданная контратака всегда более эффективна. Маргаллетта вздрогнула, нехотя кивнула и выпрямилась, став выше еще на несколько дюймов. Теперь Килман вызывал в ней отвращение. Оказавшись умнее, чем она думала, он еще сильнее пугал ее. После разговора о глазмии его прежнее хорошее настроение рассеялось, он становился все мрачнее. Он устал от дороги, устал сидеть в машине, устал от водителя.

— Когда мы наконец заберемся на эту проклятую вершину? — спросил он ворчливо, будто опаздывал на завтрак из нескольких блюд. — И что нас там ждет?

— По-моему, я говорила вам о том, что вы увидите, — жестко ответила Маргаллетта. — Особенно эффектно, если смотреть с маяка.

— Маяк! Почему вы мне об этом не сказали? Я люблю маяки!

Он любил маяки, хотя его нога ни разу не ступала на маяк. Ему нравились изображения маяков и их назначение. Но, к сожалению, маяки только потребляли деньги, вместо того чтобы делать их. Вот почему они являлись естественной монополией правительства. С точки зрения Килмана, все, на что надо было тратить деньги и что не приносило дохода, было делом Республики. Он подозревал, что Лисденский маяк не приносил прибыли.

Этот маяк начал свою жизнь с глупости Лайрагийского колониального правителя, возмужал при Хамаллише и был превращен Тритоном в площадку для отстрела чаек. Но сейчас даже старожилы помнили только о том, что главное его назначение — служить гигантской шпалерой для лозы фрукта страсти. Урожай, который собирали раз в два года, был богатым и приносил хороший доход.

На первый взгляд, Килману показалось, что маяк выкрашен в необычайно роскошный зеленый цвет. Его воображение добавляло к картине вспышку горевших ярким пламенем газа букв: «Обсерватория Килмана». Надпись должна быть огромной и видной со всех сторон, должна быть знаком для всех посетителей острова, фоном для организованной и дорогой деятельности…

Килман не заметил плетей лозы даже когда они остановились у входа, и Маргаллетта, выпрыгнув из машины, стала отпирать дверь маяка.

— Высота маяка равна шестидесяти четырем мерадам, или ста восьмидесяти девяти пядям, — сказала Маргаллетта, когда они двинулись вверх по лестнице. — Здесь двести двадцать семь ступеней разной высоты, ведь в течение семидесяти семи сотен лет маяк возводили разные строители и применяли самые разные конструкции.