Роман Артемьев: Толстый демон

Алла Борисовна неспешно прогуливалась по дому. Вслушайтесь, как звучит: Алла Борисовна! Хозяйка! Прогуливалась по собственному дому! Тридцать два года всего, а иначе ее в городе не называют. Впрочем, что городок? Охрана — и та между собой только по имени-отчеству поминает. Или — хозяйкой.

Есть чем гордиться.

После смерти отца она переехала сюда, поближе к делу. До Москвы недалеко, три часа езды, завод тоже рядом, и дочери лучше жить на свежем воздухе, а не в загазованной столице. Устраивалась надолго, возвела настоящее поместье, как у дореволюционных дворян. Трехэтажный особняк, несколько флигелей, огромный парк с прудиком. Зачем? Захотелось. Думала, не одна здесь жить станет.

Женщина прошла сквозь анфиладу комнат и спустилась вниз, на кухню. На нее работала кухарка, но сейчас та ушла домой, поэтому внезапно появившийся голод следовало утолять самостоятельно. Ну и ладно, посмотрим, какие вкусности в холодильнике остались. Фигура, конечно, от приступа ночного чревоугодия пострадает, но имеет женщина право хотя бы изредка слезать с диеты и съесть что-нибудь вкусненькое? Конечно, имеет.

Открыв дверь, Алла Борисовна замерла. За заваленным продуктами столом сидел спиной к ней какой-то парень и увлеченно занимался пожиранием. От неожиданности хозяйка дома опешила и поначалу могла только в ступоре наблюдать, как мощные руки с короткими толстыми пальцами уверенно подгребают поближе еду и как вслед за аппетитным чавканьем сотрясается мощный выбритый загривок. На мгновение незваный гость прервался:

— Дверь закрой.

— Что?

— Дверь закрой, говорю. Дует.

— Да я сейчас охрану позову! — возмутилась от подобного хамства Алла.

— Э нет, не надо! — в ужасе замотал головой парень, быстро обернувшись к ней лицом. В одной руке он продолжал сжимать батон колбасы, от которого торопливо откусил здоровенный кусок, в другой неведомым образом очутился пакет молока. Алла прикинула, что ей подобного «завтрака» хватило бы на целый день. Да и ручки у толстяка пошире, чем у нее ноги. Обе, вместе взятые. — Зря я, что ли, сюда из Москвы топал?

— Ничего, физические нагрузки тебе не помешают.

При взгляде на парня в голове невольно возникало слово «жирдяй». Среднего роста, из-за широкой комплекции и толстейшего слоя сала выглядел он совершенно одинаковым во всех трех измерениях. Огромное пузо выпирало вперед, как нос ледокола, и, вероятно, в толпе выполняло примерно те же функции; четыре подбородка один за другим свешивались на грудь, полностью скрывая шею под напластованиями кожи. Щеки на идеально круглом лице, обратила Алла внимание еще раньше, виднелись даже со спины. Как маленькие ножки в грязных белых кроссовках удерживали все это богатство на весу, оставалось загадкой.

— Чего обзываешься-то? — обиделся незнакомец. — Я тебе зла не делал.

— Ты залез в мой дом и сожрал всю еду. — Женщина заглянула в совершенно пустой холодильник, окинула взглядом чистые полки и повторила с невольным восхищением: — Абсолютно всю.

— Голодный я очень, — извинился парень, одновременно нервно придвигая поближе (и соответственно подальше от Аллы) остатки пищи. — Три дня не ел. Организм большой, растущий, ему нужны калории. Ты извиняй, что я не сразу к тебе пошел, но очень уж есть хочется.

Женщина помолчала. Желание вызвать охрану появилось вновь, но чистые синие глаза колобка смотрели столь наивно и испуганно, что она решила повременить. Цапнув со стола баночку йогурта, она достала маленькую ложечку и поинтересовалась:

— Ты кто такой?

Парень задумался так, что даже жевать перестал. Правда, ненадолго.

— Вопрос непростой. Имя мне Ассомбаэль дар Велус дар Тха из Дома Поющего Зверя, но ты меня лучше Сашей зови. А вот кто я есть… — Он выхлебал молоко, бросил пустую коробку в угол, где лежало уже четыре таких, почесал голову и не глядя стащил со стола упаковку сырков. — Блин, даже не знаю, как объяснить. Ну смотри.

Лежавшая на полу куча мусора внезапно зашевелилась и взмыла в воздух. Обертки, фантики, колбасная шкурка и прочие отходы трапезы необычного пухлика закружились перед изумленной Аллой. Провисели перед ее лицом они недолго, попадав вниз уже секунд через двадцать. В воздухе остался только пакет от булки, который весело прыгал и пронзительно шуршал, сминаемый и расправляемый невидимыми руками. Толстяк снисходительно предложил: