Ника Ракитина - Радуга (Птицы в пыльных облаках)

Золотые пальчики солнца легли на веки, когда Сашка распахнул дверь. Он знал, что государыня не исчезла, но внутри все равно боялся и только теперь вздохнул с облегчением. Положил на ларь сверток с одеждой.

— Кони ждут у «Капитана». Мы поедем Укромным лесом и сядем на корабль в Брагове.

— Все.

Он замолчал и повернулся. Она застегивала короткий серый плащ свернутой в улитку запоной, густо обсыпанной альмандинами. Глаза Сашки расширились.

— Это все, что у меня осталось, — грустно улыбнулась государыня, — запона да меч.

Сашка отчаянно притянул ее к себе, утыкаясь подбородком в мягкие волосы и в них же одними губами шепнул, а потом повторил твердо:

— Нет, не все. Мы поедем к одному человеку… И я у тебя есть.

И поцеловал ее между нахмуренными бровями.

Государыня лукаво улыбнулась:

— Ну да, ты же лучше собаки, — и решительным движением накинула капюшон.

Они пили из ручья. Ручей журчал по камушкам, будто смеялся. На обрывчике топтались, сопели лошади: рыжая Сашки и дымчатая, будто забрызганная молочными пятнами; позвякивала сбруя и солнце зажигало в бронзовых колечках искрящие звездочки. И луг был в самом деле зеленым, немного сизым и голубым, куртка Сашки — горчичной, а не какого-то смазанного колера, а плащ — цвета осенних листьев. Не подходит ко времени, но Укромный лес оттого и звался Укромным, или Потаенным, что прятал любого ходока и всадника. Надо было только знать дорогу.

Государыня напилась с ладони и, почти не опираясь на подставленное Сашкой колено, взлетела в седло. С ее лица с самого выезда из Кромы не сходила робкая улыбка — солнце, сверкнувшее из-за облаков. Сашка улыбался вообще откровенно, во весь рот, во все тридцать два белоснежных зуба. Ему хотелось смеяться. Их могли догнать и остановить до городской стены и еще в Переемном поле, но Лес лес всегда надежно скрывал беглецов. Лес — не человек, он не выдаст.

Впереди будет еще разное; смерти, потери друзей и предательства, но пока пока лишь одуряющий запах кипрея, пламенеющая крушина и взбитая копытами на дороге теплая пыль.

Ограда была сложена из каменных блоков времен осады Исанги, и тем более странно было увидеть за ней сад с виноградом и пальмами, похожий на девственный лес, услыхать лепет воды в отводных канальцах и мяуканье распушившего хвост павлина. Павлин этот почему-то сильнее всего впечатлил Сашку, даже больше бархатных абрикосов в глянцевой листве, почти черных от перезрелости вишен и золотого прозрачного винограда. Павлин же, дав полюбоваться волшебной синью зрачков на хвосте, поворотился оным к Сашке и уплыл в кущи. И показалось Сашке, что это не просто так, что подмигнула ему лиловым глазом-бусинкой нахальная птица, и вообще испытал он желание выскочить за забор и сверить приметы: вправду ли калитка зеленая, свешивается ли над ней побег ломоноса, и висит ли по правую руку фонарь в медной решеточке, а слева высыхают в заброшенном водомете на площади капли воды. Сашка сдержался. В глубине души он знал твердо, что не ошибся ни в доме, ни в его хозяине. А хозяин был уже тут, будто позвала птица, или сам успел превратиться из павлина в человека.

Государыня глядела на хозяина изумленно: не привыкла она к лекарям в сажень ростом, с широкой грудью, ручищами и нагло-синими глазами ушкуйника из-под щетки желтых волос. Лекарь тоже кланяться гостям в ноги не спешил — набивал себе цену, что ли?

Сашка вынул из-за отворота сапога письмо, доселе бережно хранимое, и протянул хозяину. Тот извлек из обширных штанин очечки, водрузив на нос, впился в текст. То ли дело шло туго, то ли вести оказались чересчур мудреные, но читал лекарь долго. Сашка тоскливо переминался с ноги на ногу и поглядывал на государыню — сесть им не предложили.

Опять появился откуда-то павлин и с хозяйским видом уклюнул что-то с Сашкиного сапога. Было знойно, пели кузнечики, басовито гудели в цветах шмели.

— Да что ж ты, милая?!

Сашка очнулся. Государыня падала. Нет, не падала уже, подхваченная сильными руками, и с запрокинутого лица уходила синева. Лекарь бросил суровый взгляд на Сашку и повернулся к его спутнице, которую выпустил уже, поскольку от помощи его она весьма решительно отказалась.

— Пойдем, посмотрю тебя.

Государыня резко тряхнула головой, стянула шнуровку у горла — Сашка только подивился в душе той скорости, с которой лекарь успел ее распустить.

— Не доверяешь?

Она звонко ответила:

— Не доверяю.

— А этому?