Эрик Эддисон - Червь Уроборос

— Не годится моему брату и остальным дожидаться нас, — сказала леди. — Он собирались взойти на борт, как только армия спустится в гавань, ибо их корабли первыми выйдут из фьорда. Уже действительно решено, что ты отправишься в это путешествие с ними?

— Я так решил, госпожа моя, — ответил тот.

Она двинулась по дороге к гавани, но Гро положил руку на поводья и остановил ее.

— Дорогая госпожа, — сказал он, — все эти три ночи мне снился сон, странный сон, все детали которого указывали на великую тревогу, растущую опасность и большую беду, предвещая некий ужасный исход. Сдается мне, если я отправлюсь в это путешествие, ты больше меня не увидишь.

— Фи, господин мой, — воскликнула она, протягивая ему руку, — не предавайся этим тщетным раздумьям. Это просто луна светила тебе в глаза. А если нет, останься здесь, с нами, и обмани Судьбу.

Гро поцеловал ее руку и удержал в своей.

— Госпожа моя Мевриан, — промолвил он, — Судьбу не обманешь, сколь бы искусно мы ни ловчили. Думаю, немного осталось в наши дни столь отважных людей, что страшились бы лика смерти менее чем я. Я отправлюсь в это путешествие. Лишь одно может остановить меня.

— И это?.. — сказала она, ибо он внезапно замолк.

Он помедлил, глядя на ее руку в перчатке, которую держал в своей руке.

— Человек хрипнет и немеет, — сказал он, — если волк увидит его первым. Разве ты раздобыла себе волка, что я немею, когда хочу все сказать тебе? Но однажды я это сделал, и этого было достаточно, чтобы дать тебе понять. О Мевриан, помнишь ли ты Невердал?

Он взглянул на нее. Но Мевриан сидела прямо, словно ее божественная Покровительница; сладкие и спокойные уста ее были сомкнуты, а пристальный взгляд устремлен на гавань и корабли. Она осторожно высвободила свою руку из рук Гро, и он не попытался удержать ее. Она отпустила поводья. Гро вскочил в седло и последовал за нею. Бок о бок они тихо двинулись по дороге на юг, к гавани. Прежде чем они оказались в пределах слышимости от причала, Мевриан заговорила:

— Не считай меня неучтивой или забывчивой, господин мой. Все, что мне принадлежит, лишь попроси, отдам тебе обеими руками. Но не проси у меня того, что не принадлежит мне, или того, что, отдай я это, обернулось бы лишь фальшивым золотом. Ибо не принесет это пользы ни тебе, ни мне, и я бы не поступила так и с врагом, тем более с тобой, моим другом.

И вот, вся армия взошла на борт, и они обменялись прощаниями с Воллом и теми, кому предстояло остаться дома вместе с ним. Друг за другом корабли вышли на веслах во фьорд, были распущены шелковые паруса, и вся великая армада отплыла на юг, в открытое море под ясными небесами. Всю дорогу ветер благоприятствовал им, и плавание их было быстрым, так что уже на тридцатое утро с их отплытия из Обзорной Гавани они увидели серевшую в морских брызгах длинную обрывистую береговую линию Импланда Мора и колонной двинулись через Проливы Меликафказа, ибо два корабля едва ли прошли бы в ряд в этом узком канале. Черные утесы смыкались по обе стороны пролива, и тысячи морских птиц покрывали каждый выступ этих утесов подобно снегу. Огромные их стаи поднимались и кружили над проплывавшими кораблями, и воздух полнился их стенаниями. Справа и слева подобно дыханию молодых китов постоянно вздымались с поверхности моря столбы белых брызг. Это ловили рыбу в проливе ширококрылые олуши. Они летали в линию по три или по четыре, одна за другой, на высоте многих мачт, и время от времени одна из них замирала в полете, будто пораженная молнией, и ныряла головой вперед с полусложенными крыльями, будто ослепительно-белая стрела с широким наконечником, пока в нескольких футах над поверхностью не складывала крылья вместе и не врезалась в воду с шумом, словно от брошенного в воду огромного камня. А через мгновение она уже всплывала, белая и щеголеватая, с добычей в глотке, какое-то время качалась на волнах, чтобы отдохнуть и подумать, а затем мощными взмахами крыльев вновь поднималась ввысь и продолжала свой полет.

Через милю или две теснина расступилась в стороны, а утесы стали пониже, и флот устремился мимо красных рифов Уаймназа и белых от чаек высоких пиков Пашнемартры в пустынные синие просторы Дидорнийского Моря. Весь день они плыли на юго-восток при слабеющем ветре. Берега Меликафказа уменьшались за кормой, скрываемые дымкой расстояний, и наконец потерялись из виду, и лишь квадратные изрезанные очертания Пашнемартрийских островов нарушали прямую линию морского горизонта. Затем и они скрылись, а корабли гребли на юго-восток при мертвом штиле. Солнце склонилось к западным водам, окунувшись в свою купель кроваво-красного пламени. Затем оно утонуло и все погрузилось во тьму. Всю ночь они медленно гребли под чужими южными звездами, и рассекаемые ударами весел морские волны пылали огнем. Затем из моря на востоке поднялась утренняя звезда, предвестница рассвета, более яркая, чем все звезды ночи, плывшая по своей золотой орбите над водами. Затем — заря, заполнившая восточные небеса у горизонта флотилией крохотных раковин яркого золотого огня, а затем — огромный лик сияющего солнца. И с восходом солнца поднялся легкий ветер, наполнивший справа их паруса, так что до исхода дня по левому борту над ними уже нависали белевшие в тумане брызг утесы Мюэльвы. Они вытащили корабли на белый от ракушек пляж за мысом, что огораживал его с востока и севера. Здесь барьер утесов чуть отдалялся от берега, уступая место плодородной долине с зелеными лугами и островками леса у подножия утесов и маленьким родником посредине.