Андрей Завадский - Оружие возмездия

— Он с невероятной легкостью постигал то, что иным магам, и даже весьма одаренным, давалось с превеликим трудом, — продолжал Шегерр. — Тогаруса всегда интересовала забытая древняя магия, которой наши давние предки учились владеть еще на заре человечества, и иное волшебство, принадлежащее другим народам. Он с жадностью читал древние фолианты, чудом сохранившиеся еще с тех веков, когда только зарождалась Империя, и даже преуспел в языках иных рас, давно исчезнувших и подчас не оставивших нам своего имени, дабы постигнуть их тайны. Он сам сумел собрать немалую коллекцию древних свитков, разных каменных и глиняных табличек, что вышли из рук писцов и магов, не имевших ничего общего с людьми. Видимо, оттуда он и узнал, как проводить обряд вызывания демона, ведь чародеи-люди очень редко прибегали к таким заклятьям, и еще реже оставляли какие-либо записи об этом.

— Отчего же он пытался убить тебя, мэтр? — осторожно спросил Ратхар. — Там, на башне, он не сразу поверил, что перед ним живой человек, а не бесплотный дух. Значит, он думал, что ты мертв. И сам ты разве не из-за этого скрывался в гнилых болотах?

— Верно, — мрачно усмехнулся Шегерр. — Все так и было. Он надеялся, что я мертв, а я не хотел разубеждать его, тем более что не знал точно, кто же из моих собратьев захотел моей смерти. Все дело в том, мой друг, что Тогарус, помимо интереса к древней магии, не меньший интерес проявлял и к политике. Ты должен был уже слышать о Кодексе Белерзуса?

— Кое-что слышал, — согласно кивнул наемник, сразу вспомнив срывающуюся, исполненную невероятного напряжения речь смертельно раненого Скиренна там, в сердце орочьих лесов. — Нечто вроде свода правил, которым следую сильнейшие маги, если не ошибаюсь?

— Именно, — подтвердил Шегерр. — Его написали в давние времена, и каждый чародей, достигающей определенной ступени в искусстве, должен выполнять записанные там правила, первым и главнейшим из которых является отказ от власти над людьми. Однажды жажда власти, охватившая магов, привела к ужасающим последствиям, и те немногие, кто уцелел в охватившей едва ли не весь материк жесточайшей войне, добровольно отказались от возможности явно править людьми. С тех пор мы стали кем-то вроде тайных советников, убеждающих, быть может, мягко подталкивающих к чему-либо, но ни в коем случае не принуждающих и повелевающих. Такой порядок существовал многие века, и нельзя сказать, что он был особенно плох. Но мой ученик, которого многие из нас считали самым искусным из живущих магов, и который сам осознавал это, в какой-то миг решил, что пришла пора изменить ход вещей. Пожалуй, ему следовало родиться веков этак семь назад, и тогда у него был бы шанс исполнить задуманное, но сейчас, заявив о своих притязаниях на власть, он просто рисковал сойтись в схватке с сильнейшими магами нашего народа. Никому не нужна война сейчас, каждый довольствуется тем, что есть, и мои собратья предприняли бы все, чтобы обуздать смутьяна.

— Быть может, чародей, ты не совсем прав, — рот Ратхара скривился в ухмылке. — Отнюдь не всегда наши с тобою кровные родичи проявляют благоразумие.

Воин ничего не понимал в чародейском искусстве, как и большинство соплеменников, будучи абсолютно чужд тайн магии. Но за свою жизнь, не то, чтобы очень долгую, но богатую на разные события, воин сполна успел понять, что человеческое коварство, подлость и алчность поистине не знают границ. И если уж находятся те, кто готов прикончить своего приятеля за пару золотых монет, то ради того, чтобы править целым миром, иные могут пойти на любое предательство, презрев любые клятвы и обещания, ибо слишком уж лакомым был приз, предназначенный тому, кто победит в этой игре.

— Ради власти люди готовы пойти на все, не считаясь с любыми жертвами, — убежденно вымолвил Ратхар. — И это, как я успел понять, равнозначно для магов и для тех, кто полностью лишен вашего таинственного дара.

— Не стану спорить с тобой, — ответил Шегерр, вздохнув, словно от нахлынувших внезапно безрадостных воспоминаний. — Я и впрямь не знаю, как бы все обернулось, если бы другие чародеи нашего тайного ордена узнали о его намерениях, но, как бы то ни было, я, первым узнав об этом, попытался остановить его. Я приложил все усилия, использовал все отпущенное мне красноречие, дабы отговорить его от безумной затеи, но эта идея уже целиком овладела Тогарусом, и он только смеялся, назвав меня старым трусом. Он ушел, и я не решился задерживать его силой, хотя, возможно, окажись я тогда не столь осторожным, удалось бы сохранить многие тысячи жизней. А потом, по прошествии немалого времени, в моих руках оказался некий древний артефакт, принадлежавший ранее кому-то из древних народов, живших здесь задолго до появления людей. Это была моя страсть, разные магические безделушки минувших эпох, и Тогарус, знавший это, устроил мне ловушку. Он опасался, что я захочу помешать его планам, и решил избавиться от меня. Я уцелел только чудом, много лет затем потратив только на то, чтобы восстановить свои силы, и все это время проведя в отдалении от людей.