Джордж Мартин - Грёзы Февра

Марш никогда не был отменным шахматистом, и Джонатан Джефферс десятки раз доказывал это. Порой за игрой он забывал, как передвигать чертовы фигуры. Но даже его жалких знаний хватало, чтобы распознать возникновение патовой ситуации.

Джошуа Йорк неподвижно сидел на стуле. Его глаза с такого расстояния казались темными и непроницаемыми, тело было напряжено. Сверху лился солнечный свет, унося по капле его жизнь, испаряя силу, как по утрам он испаряет над рекой утренний туман. Йорк не шевелился. Причиной тому был Марш. Джошуа знал, что стоит ему что-либо предпринять, как Эбнер Марш тут же захлебнется в собственной крови. Может, потом ему и удастся убить Деймона Джулиана, а может, и нет, но Маршу уже было бы все равно.

Положение Джулиана тоже было тупиковым. Если он убьет Марша, то потеряет защиту. Тогда Джошуа сможет броситься на него. Ясно, что такой исход пугает Деймона Джулиана. Это чувство было знакомо Эбнеру Маршу. Поражение не проходит бесследно, даже для такого существа, как Деймон Джулиан. Джулиан десятки раз ломал Джошуа Йорка, десятки раз пил он его кровь, чтобы подкрепить победу. Йорк только однажды праздновал триумф, но и этого оказалось достаточно. Джулиан утратил уверенность. В нем поселился страх, разъедающий душу, как черви мертвое тело.

Марш чувствовал себя слабым и беспомощным. Рука жутко болела; взгляд, когда он не смотрел на Джулиана или Джошуа, то и дело возвращался к отброшенному оружию. Оно слишком далеко, повторял он себе. Слишком далеко. Выхода не было. Марш знал, что в подобной ситуации не смог бы ничего сделать даже в лучшие свои времена. А сейчас, да еще со сломанной рукой… он закусил губу и попытался придать мыслям иное направление. Джонатан Джефферс, возможно, на его месте что-нибудь и придумал бы. Что-нибудь умное, изобретательное и неожиданное. Но Джефферс умер, и Маршу, кроме себя самого, рассчитывать не на кого. Единственное, что приходило ему на ум, было простым и глупым – постараться завладеть проклятым ружьем. Но Марш знал, что если попытается сделать это, то умрет.

– Тебе не мешает свет, Джошуа? – спросил один раз Джулиан после того, как они просидели в таком положении достаточно долгое время. – Раз уж ты собираешься стать одним из них, тебе давно пора было привыкнуть к нему. Хорошая скотина любит солнечный свет.

Йорк не ответил, и Джулиан больше не заговаривал.

Наблюдая за ним, Марш пришел к выводу, что сам Джулиан порядком опустился. Он пришел в такое же состояние, как и пароход, как Мрачный Билли. Теперь он стал другим, более страшным. После этого вопроса он больше не произнес ни одной колкости. Он молчал и не смотрел ни на Марша, ни на Джошуа. Взгляд его был рассеянным. Глаза устремились в никуда, холодные, черные и безжизненные, как уголь. Но они не утратили своей способности светиться. В том сумраке, в котором пребывал Деймон Джулиан, они то и дело сверкали из-под бледного опущенного лба. Они больше не походили на глаза человека, как не походил и сам Джулиан.

Марш вспомнил ту ночь, когда Джулиан впервые поднялся на борт «Грез Февра». Когда он заглянул в его глаза и увидел спадавшие одну за другой маски, бесконечную сменяющуюся череду масок, пока не появился скрывающийся в глубине зверь. Теперь все представлялось по-иному. Теперь маски больше не существовали. Раньше Деймон Джулиан виделся Маршу существом, похожим на злобного человека; таившиеся в нем пороки встречались у людей: злобность, лживость, жуткий мелодичный смех, жестокая радость при виде страданий, любовь к красоте и наслаждение ее гибелью. Теперь всего этого не стало. Оставался только зверь с горящими глазами, забившийся в тень, загнанный в угол, страшный и не по вдающийся увещеваниям. Джулиан больше не насмехался над Джошуа, не рассуждал на темы добра и зла, силы и слабости, не шептал Маршу лживых обещаний. Теперь, съежившись в темноте, он просто сидел и ждал, с лицом без возраста и выражения, с пустыми древними глазами.

Тогда Эбнер Марш понял, что Джошуа Йорк прав. Джулиан был сумасшедшим, он был хуже любого безумца. Джулиан стал призраком, и существо, обитавшее в его теле, не имело разума.

Все же, с горечью думал Марш, победителем выйдет оно. Деймон Джулиан, по всей вероятности, умрет, подобно тому как на протяжении веков умирали сменявшие одну за другой маски, а зверь, обитающий внутри, останется. Джулиан мечтал о тьме и забытьи, но зверь умереть не мог. Он был умным, терпеливым и сильным.

Эбнер Марш снова бросил взгляд на ружье. Если бы только он мог до него дотянуться. Если бы только он был таким же быстрым и сильным, как сорок лет назад. Если бы только Джошуа мог достаточно долго удерживать внимание зверя. Но это тоже не годилось. Зверь мог не встретиться с глазами Джошуа Йорка. А Эбнер Марш не был больше скор и силен, и его сломанная рука напоминала о себе пульсирующей болью. Он ни за что не успел бы вскочить на ноги и схватить ружье. К тому же ствол смотрел совсем не в ту сторону. После падения он был направлен на Джошуа. Если бы он был обращен в сторону Джулиана, может, и имело бы смысл рискнуть. Тогда Маршу нужно было просто броситься на ружье, молниеносно поднять его и нажать на курок. Но в нынешнем положении он должен успеть схватить его и развернуться, чтобы выпалить в монстра, именующего себя Деймоном Джулианом Со сломанной рукой это не представлялось возможным. Нет. Марш знал, что все это кончится неудачей. Зверь был слишком проворен.