Ксения Медведевич - Мне отмщение

Ну да шайтан с ними, с этими безумцами с запада.

Шейх нахмурился и снова осмотрел доставленное пастухами.

Второй браслет - такой же широкий, тяжелый и чеканный - они сняли. Набих одобрительно поцокал языком, взвешивая на ладони золото.

А вот хозяина - точнее, бывшего хозяина - золота козопасы зачем-то тоже привезли в кочевье. Смущаясь и оправдываясь, дурни бормотали что-то о милости и обещании милости в День суда. Мол, раз он жив, то негоже оставлять его умирать в пустыне. Ну да, оба великовозрастных дурака заслушивались речами бродячих проповедников, спускавшихся на юг из Хаильских оазисов и из самой Ямамы. Те не уставали трепать языками, расписывая то наслаждения рая, то ужасы джаханнама, ждущие язычников.

Но шейх точно знал, что во времена предков они раз в год жертвовали девять белых коз и двух верблюдов на святилище в Нахле - и все. А теперь в становища по нескольку раз наведывались сборщики налогов в сопровождении хорошо вооруженных головорезов, тыкали в нос какими-то исписанными бумажками и щелкали абакой, доказывая, что они, укайль, все еще должны казне. Ну и кому нужна такая вера?

Впрочем, теперь неважно - полудохлого недопокойника сгрузили с верблюда и поставили перед шейхом на колени.

Получше разглядев висевшего в руках пастухов человека, Набих нахмурился. Ему никогда не нравилось признаваться в ошибках, но тут дело чистое - зря он приказал бить Дукайна.

Конечно, никакой Хозяйки полудурок не видал. Еще чего, богиня не показывалась давным-давно, уже третье поколение сменилось с тех пор, как она являлась кому-то последний раз. Но напугался до усрачки не зря.

Потому как в заметенной песком лощинке валялся вовсе не человек, а сумеречник. А сумеречники, как известно, горазды отводить глаза и морочить людям голову. Видно, этот лохматый задохлик и приложил Дукайна из последних сил, да так, что парень наделал в платье.

В последнее время лаонцев стало что-то слишком часто заносить в пустыню - за горами Хиджаз, рассказывали, шла большая война, аль-самийа насмерть бились между собой. Ошметки кланов и раненые, шальные и злые, как хромые собаки, одиночки шлялись туда-сюда уже давно. Не прибившихся к стае вылавливали и убивали, а то и продавали басрийцам: озверевшие от войны сумеречники бросались на людей, и люди платили им тем же.

Впрочем, среди шейхов были и такие, кто сумеречников нанимал и даже принимал в племя: рассказывали, что с кальб кочует цельный выводок беглецов из Лаона. Говорили еще, что вроде как аль-самийа приносят удачу - но Набих в эти враки не верил. От озлобленного чужака из вырезанного рода удачи не бывает, только неприятности.

Вот и этого вот - костлявого и серого-бурого, даже масть не разберешь под пылюкой - он бы с удовольствием приказал придушить и закопать подальше от становища. Но два дурака решили проявить милосердие к живой твари - и что теперь прикажете делать? Не гостем же объявлять? Но и пленник из него какой? Между укайлитами и аль-самийа родовой вражды не водилось, это таглиб и хашид с ними испокон веков резались на границе...

Потрогав медную ладошку амулета при поясе, шейх строго спросил:

- Ты почему напал на моего человека, о незаконнорожденный?

Впрочем, на то, что болтавший патлатой головой самийа разродится ответом, надеяться не приходилось. Чужак, откуда ему знать благородный язык ашшаритов?

Сумеречник снова помотал пыльной башкой на бессильной шее - и таки сумел ее взбросить так, чтобы сквозь свисавшие патлы воззриться на шейха.

И вдруг прошипел на чистейшем ашшари:

- Это я-то незаконнорожденный? Да ты на себя посмотри, о сын шакала: это твоя мамаша не ходила к кади, когда путалась с твоим папой!

От неожиданности его выпустили, и самийа обвалился мордой в щебенку.

- Так... - собрался с силами ответить проморгавшийся, наконец, Набих.

Чесавшие в заросших шеях люди с интересом смотрели на своего шейха.

- Значит, так. Берете его, пихаете во вьюк и везете на север к бану суаль. Скажете уважаемому Аваду ибн Бассаму, что племя укайль посылает им вот это вот в счет выкупа за оскорбление, нанесенное госпоже Афаф Умм Бурхан на ярмарке о прошлом годе.

- ...А он разговаривать-то умеет?

Полосатый бишт Авада ибн Бассама парусил под ветром - смеркалось, и бриз усиливался. Холодало, и люди кутались в шерстяные накидки. Привезшие сумеречника укайлиты принялись вытаскивать из вьюков свои аба: вечерняя прохлада прихватила и их.